регулярными тренировками, но многое остается.
Сознание возвратилось сразу, будто вынырнул из проруби. Василий ощутил звуки, запахи, сквозь опущенные веки видит красный свет. Тело словно погружено в атмосферу боли, но острой, режущей, от которой хочется кричать – такой боли нет. Осторожно, чтобы не привлечь внимание, Барабанщиков вдыхает как можно глубже. В груди не стреляет болью, значит, ребра целы. Он бессознательно ухитрился сделать так, чтобы ничего не поломать и не повредить внутренние органы. А может, просто повезло – генерал в тапочках, охранники в кроссовках, девка вовсе босая.
Поглядим, что дальше будет.
Морщась от боли в пальце, генерал приказывает:
– В машину этого урода и в лес.
– Андрей Николаевич, а охранять кто будет? – спросил полицай. – За пультом никого не будет.
– Ничего. Быстренько управитесь там, потом сюда. Ты вернешься за пульт, а ты – кивнул он на второго, – едешь домой. Завтра отдыхаешь.
Полицаи подхватывают Василия, как мешок с мукой, тащат к выходу. Барабанщиков попытался открыть глаза, но не получилось. Видимо, бровь рассекли, кровь залила лицо и оба глаза, схватилась и теперь надо сдирать засохшую корку. Открылась дверь от грубого пинка, в лицо веет прохладной свежестью ночи. Пыхтя и бормоча ругательства сквозь зубы, менты подтаскивают избитого Василия к машине. Щелкает замок, крышка багажника с нудным скрипом поднимается. Четыре руки вцепляются в одежду. Василий чувствует, что поднимается над холодными плитами двора. Рывок и он падает на жесткий пол багажника. Крышка захлопывается, щелкает замок, сгущается темнота. Несколько минут быстрой езды, машина останавливается. Василий успел расчистить глаза от засохшей крови, но едва крышка багажника поднялась, зажмурился. Конвоиры заметили, что он уже пришел в себя. Барабанщикова грубо выволакивают из машины, бросают на землю, потом пинками заставляют подняться. Василий встает. Всем своим видом он показывает палачам, что испуган, сломлен физически и морально. Ноги полусогнуты, голова опущена, руки прижаты к груди. Тело содрогается крупной дрожью. Кажется, еще чуть-чуть и жертва упадет без сил. Палачи деловито, как на пикнике, расстилают солдатскую плащ-палатку, сначала одну, потом вторую. Из кабины появляется обычная садовая лопата. Один палач с ворчанием начинает аккуратно срезать дерн и складывать на зеленый брезент. Второй спокойно курит, оглядывается по сторонам. Так, на всякий случай.
– Да ну его на хрен, копаться тут! – взрывается руганью первый и швыряет лопату.
– Что ты предлагаешь? – спрашивает второй. Сигарета липнет к нижней губе, курильщик, чертыхаясь и плюясь, неловко отдирает пальцами.
– Этот пусть роет, – кивает первый палач на Барабанщикова.
Второму, наконец, удается отлепить сигарету. Он смачно сплевывает, заглатывает
