что она считает его просто чудаком и не понимает, почему он не делает никаких попыток; быть может, ему только кажется, но раза два за последние дни он прочел в ее глазах презрение.
– О чем вы задумались? – с улыбкой спросила мисс Уилкинсон.
– Не скажу, – ответил он.
Он думал, что ему надо тут же ее поцеловать, сразу! Интересно, хочет она этого или нет; и все же он не представлял себе, как можно взять да и поцеловать женщину – просто так, без всяких предисловий. Она еще подумает, что он взбесился, даст ему пощечину или пожалуется дяде. Интересно, как начинал ухаживать за фрейлейн Цецилией герр Сун. Вот будет номер, если она скажет дяде; он знал дядюшку и не сомневался, что тот сразу же поделится новостью с доктором и с Джозией Грейвсом – ну и болваном же будет тогда выглядеть Филип! Тетя Луиза не переставала твердить, что мисс Уилкинсон не меньше тридцати семи лет; он дрожал при мысли о том, что станет посмешищем всей округи, – чего доброго, еще скажут, будто она ему в матери годится!
– А все-таки о чем вы задумались? – улыбнулась мисс Уилкинсон.
– О вас, – храбро ответил он.
Во всяком случае, эти слова его ни к чему не обязывали.
– Что же вы обо мне думали?
– Вот и не скажу.
– Ах, негодник! – воскликнула мисс Уилкинсон.
Вот всегда так! Стоит ему собраться с духом, как она произносит слово, сразу напоминающее ему, что она – гувернантка. Когда он фальшиво поет гаммы, она тоже, шутя, зовет его негодником.
На этот раз он даже надулся.
– Прошу вас, – произнес он, – не обращайтесь со мной, как с ребенком.
– Вы сердитесь?
– Очень.
– Я вовсе не хотела вас обидеть.
Она протянула руку, и он ее пожал. Несколько раз за последнее время, когда они прощались перед сном, ему чудилось, что она слегка пожимает его руку; сейчас в этом не могло быть сомнений.
Он не знал, как быть дальше. Наконец-то ему подвернулся удобный случай; он будет последним дураком, если не воспользуется им; но все было не так, как он себе представлял, – проще, прозаичнее. В книгах он часто встречал описания любовных сцен, в себе же он не ощущал ничего похожего на половодье чувств, изображаемое авторами романов; страсть не кружила ему голову, да и мисс Уилкинсон не была его идеалом; он часто представлял себе огромные синие глаза и белоснежную кожу неведомой красавицы; воображал, как погружает лицо в густые, волнистые пряди ее каштановых волос. Но разве можно было погрузить лицо в волосы мисс Уилкинсон – они всегда казались ему какими-то липкими. И все же хорошо было бы завести интрижку; он уже заранее ощущал законную гордость, которую принесет ему эта победа. Он был обязан ее соблазнить. И он решил непременно поцеловать мисс Уилкинсон, правда, не сейчас, а вечером: в темноте будет легче; ну а дальше все пойдет как по маслу. Решено: он ее сегодня же поцелует. Филип дал себе клятву, что он ее поцелует.
Филип
