пивка…
Магомаев два
Неуловимое сходство с великим певцом ещё сослужило мне добрую службу.
Перемахнув на десяток лет вперёд, мы окажемся в предолимпийской Москве, дорогой читатель.
Жизнь свела меня с одной компанией, это были приёмщики багажа с Казанского вокзала.
Здоровые мужики старше меня лет на десять.
Не мог понять, почему все ребята на машинах и при деньгах.
Однажды они ввели меня в курс дела. На камере хранения огромная табличка – «Мест нет». Рядом очередь, которая ждёт, когда они появятся.
– Ой, сыночек, прими у меня чумудан, а то совсем тяжело…
– Ты чего, мать, не понимаешь? Мест нет и не будет! – говорит дюжее мурло и скрывается в окошке.
На самом деле мест для багажа до хуя и больше, вот только приёмщики не хотят ничего принимать.
Они ждут, когда им сунут пятёрку или трёшку. Утомлённые и измученные командированные и просто колхозники не выдерживали и давали на лапу.
Приёмщиков багажа прикрывало начальство, вокзальные менты, районные обэхаэсэсники.
Все имели с этого неплохую долю.
Такие были времена.
Сошлись мы с одним парнем, он был внешне похож на очень популярного тогда Боярского, но гораздо здоровее и плотнее.
За это и получил кличку Малыш.
Так вот, с Малышом мы частенько вечером заезжали на Калининский проспект снять тёлок в одном из многочисленных кабаков.
Когда мы заходили в ресторан, то после знакомства Малыш или я как бы невзначай говорили:
– Во сколько завтра съёмка на Мосфильме?
Возникал неподдельный интерес.
И тут на-гора выдавалась сакраментальная информация.
Малыш – дублёр и каскадёр Боярского, а я – племянник Магомаева.
После такого фееричного ангажемента тёлки падали к нам в руки, как плоды перезревшей антоновки.
Легко и непринуждённо, на ходу снимая трусы и бюстгальтеры.
Любой приличной девушке хотелось хоть на короткое время почувствовать себя немножко Магомаевой или Боярской.
СМЕРШ
В нашей семье всегда происходили удивительные встречи и знакомства.
Когда папу летом 1941 года забрали на фронт, то он провоевал около полугода, затем был тяжело ранен, а после медсанбата попал в Наркомат боеприпасов.
И сразу в личное распоряжение наркома Горемыкина Петра Николаевича.
До войны папа работал в Наркомате путей сообщения и занимался как раз железнодорожными перевозками вооружения и боеприпасов.
И даже несколько раз был «десятым подающим» на докладе у лютого наркома Кагановича.
Тогда считалось нормальным делом выйти из его кабинета с мокрыми штанами. У Лазаря Моисеевича была под столом специальная кнопка.
Если он её нажимал, то тут же приходили «сотрудники органов», и ты навсегда исчезал в подвалах Лубянки
