из имеющихся баз данных. Согласно информации, опубликованной Федеральным авиационным агентством сегодня утром, она не путешествовала вместе с другими членами своей семьи и до сих пор не поступало никаких заявлений о пропаже человека с описанием ее внешности.
Руководство медицинского центра совсем недавно распространило для прессы первую фотографию девушки в надежде, что кто-либо располагающий информацией о ней свяжется с властями, которые высказывают сдержанный оптимизм по поводу…»
Я неотрывно вглядываюсь в собственное лицо, появившееся в тонком черном прямоугольнике, висящем прямо над моей постелью. Кияна называет устройство телевизором. То, что я этого не знаю, вызывает во мне еще большую тревогу, потому что, по ее словам, такой аппарат есть практически в каждом доме по всей стране.
Доктора утверждают, что кое-что я просто обязана помнить. Хотя мои личные воспоминания «временно утрачены», я тем не менее должна узнавать предметы повседневного пользования и, возможно, имена знаменитых людей. Но они мне не знакомы.
Я знаю слова, города и числительные. Числа мне особенно нравятся. Только они сейчас представляются реальными, в отличие от всего остального. Они конкретны. У меня есть возможность зацепиться за них. Я могу не помнить собственного лица, но твердо знаю, что цифры от одного до десяти остались такими же, какими были до того, как я потеряла память. В какой-то период моей стертой теперь жизни я должна была заучить их. И это самое близкое ощущение к воспоминанию, какое только мне сейчас доступно.
Я считаю, чтобы хоть чем-то себя занять. Чтобы заполнить зияющий пустотами мозг. С помощью подсчетов мне даже удается самой создавать факты. То есть обновлять скудный список вещей, о которых я хоть что-то знаю.
Я установила, например, что некий доктор Шацель заходит в мою палату ровно один раз в пятьдесят две минуты, а при каждом третьем посещении непременно держит в руке чашку кофе. Я знаю, что комната медсестер располагается от моей палаты на расстоянии от двадцати до двадцати четырех шагов в зависимости от роста той, кто находится сейчас на дежурстве. Я заметила, что женщина – телевизионный корреспондент, которая стоит спиной к зданию международного аэропорта Лос-Анджелеса, моргает со скоростью пятнадцать раз в минуту. Но это меняется, когда ей приходится отвечать на очередной вопрос мужчины-ведущего из студии. Тогда она начинает хлопать ресницами на 133 процента чаще.
И я знаю, что Токио – город в Японии – это очень далекое место, чтобы шестнадцатилетняя девочка путешествовала туда одна.
Кияна входит в мою комнату и хмурится, глядя на телеэкран.
– Вайолет, детка, – говорит она, нажимая на кнопку внизу телевизора, отчего мое лицо меркнет и исчезает, – не стоит без конца смотреть новости. Это тебе вредно. Ты можешь только еще больше расстроиться. Кроме того, время позднее, а ты уже много часов бодрствуешь. Почему бы тебе не поспать немножко?
Но я упрямо жму на кнопку небольшого черного прямоугольника,
