Полицейские разговаривали с ними всю ночь. – Кияна снова оглядывается на дверь. – Но только я не должна была тебе об этом рассказывать, и уж постарайся, чтобы мне не устроили нагоняй.
– Ты сказала, их сотни? – спрашиваю я, внезапно понимая, что сбита с толку. – Откуда их могло взяться так много?
Она отвечает совсем тихо:
– До сих пор все до единого оказались самозванцами. Кретинами, которые только и хотят, чтобы их показали по «ящику».
– Ты имеешь в виду, что есть люди, которые лгут, что знают меня?
Образ юноши мгновенно растворяется перед моим мысленным взором. Как исчезает и ощущение тепла от его прикосновения.
Кияна качает головой с откровенным раздражением.
– Знаешь, что я скажу, милая? Во всем виноваты эти репортеры с телевидения. Они за один вечер сделали тебя знаменитой. А людей так и тянет привлечь к себе внимание любой ценой.
– Зачем же?
– Вот это вопрос, на который так просто и не ответишь, радость моя. Не уверена, что смогу тебе объяснить. Зато я точно знаю другое: один из этих людей непременно окажется твоим настоящим родственником.
Но я чувствую, как мои плечи поникли, а все тело обмякло, словно из меня вынули позвоночник.
Самозванцы.
Лжецы.
Притворщики.
А что, если и юноша был всего лишь одним из них? Лгунишкой, одержимым идеей встретиться со знаменитой теперь девушкой, которая одна выжила при крушении рейса 121? От этой мысли меня захлестывает целая буря эмоций. Ведь он сумел внушить мне проблеск надежды – ложной надежды – и обманул. Я чувствую отчаяние и злость.
Впрочем, приходил ли он сюда вообще? Сильное снотворное могло вызвать галлюцинацию. Заставить видеть то, чего нет.
Выдумать несуществующего человека.
Я снова без сил откидываюсь на подушку. Потом беру пульт и включаю телевизор. Моя фотография все еще на экране, но теперь ее уменьшили в размерах и переместили в правый верхний угол. Уже другая женщина-репортер стоит на том же месте с видом на терминал аэропорта Лос-Анджелеса.
Она говорит:
– Мы снова просим всех, кто располагает какой-либо информацией об этой девушке, позвонить по номеру телефона, указанному на экранах ваших телевизоров.
Как раз чуть ниже груди журналистки тянется длинный ряд цифр. Тех же, что и накануне.
Тут мне в голову приходит неожиданная мысль.
– Кияна?
Она что-то записывает и делает паузу, чтобы взглянуть на меня.
– В чем дело, милая?
– Откуда им известно, что все эти люди – самозванцы?
Кияна снова углубляется в свое занятие, продолжает писать, но потом с явной неохотой отвечает:
– Потому что никто из них не знает о медальоне.
Я в изумлении таращу на нее глаза.
– О каком медальоне?
Она не отрывается от записей, делая вид или действительно
