против тех несчастных, которые в своих коварных планах пытались превратить меня в орудие зла, направленное против вас. «Ты не окажешь им такой любезности», – твердил я себе. На сей раз я, по крайней мере, обязан был любой ценой защитить вас от их нападений. Не я ли в Тулузе дрался на дуэли с племянником архиепископа и завоевал вас?
– Но это совсем другое дело! – с жаром воскликнула Анжелика. – Прежнее не вернется. За кого вы меня принимаете? Теперь я люблю вас!..
И, пораженная собственным признанием, она повторила:
– Да, я люблю вас… Слишком сильно, действительно сильнее, чем вы заслуживаете. Неужели вы настолько отдалились от всех, что даже не можете осознать, что я люблю вас? Разве не бились мы с вами вместе против ирокезов, против французов и их дикарей, против зимней стужи, болезней, смерти? Неужели я утратила ваше расположение?.. Умоляю вас, если вы не хотите заставить меня страдать, берегите себя, берегите себя ради меня, возлюбленный мой. Перестаньте играть своей жизнью, потому что я умру, если еще раз потеряю вас, я умру!
Жоффрей поднялся с места и, раскрыв объятия, подошел к Анжелике. Она прильнула к нему, уткнувшись лбом в его плечо, и вновь обрела своего прекрасного заступника, в котором была сосредоточена вся ее жизнь, и вся растворилась, чтобы с острым блаженством ощутить его близость, тепло, его знакомый запах.
– Я тоже провинилась, – прошептала она. – Я усомнилась в вашей любви и искренности вашего чувства. Мне следовало незамедлительно признаться вам: «Да, я повстречала Колена…» Но я испугалась. Не знаю, чего именно. Вынужденная остерегаться подвохов, подлости, низости, которые движут поступками людей, я больше привыкла к молчанию, нежели к правде. Простите меня. Между нами такого не должно быть.
Обхватив ладонями, граф запрокинул прекрасную голову Анжелики, чтобы вглядеться в ее глаза и нежно поцеловать в губы.
– После стольких лет, стольких горестей, исковеркавших наши души и ранивших наши сердца, эта встреча неминуемо должна была оказаться болезненной. Перед началом новой упоительной любви мы по-прежнему опасаемся быть обманутыми. Еще не исцелившись от старых ран, мы вопрошали: докажет ли нам жизнь потрясшими нас порывами, упреками и сожалениями, что мы поистине предназначены друг другу судьбой? Тогда, в Тулузе, было торжество, ослепление. Но то было не древом, а всего лишь корнями любви, которой предстояло узнать свое истинное грядущее значение. Ну что же, теперь оно нам известно. Вдали друг от друга мы оба истекали кровью, не переставая в глубине наших сердец помнить, что мы связаны навеки. Теперь нам предстоит признать это и сказать друг другу. Возлюбленная моя незнакомка, которую я пока так и не смог полностью приручить, простите, простите меня…
С невыразимой нежностью Жоффрей целовал синяк на виске Анжелики.
– Моя новая любовь, моя вечная
