style="font-size:15px;"> Как же глуп человек! Счастье пугает его больше, чем боль и предстоящее сражение. Опасается ли он, что радость – это ловушка более смертоносная, чем бедствия?.. Не знаю! Во всяком случае, я не стал исключением. Чтобы достичь этого желанного мига, я припомнил все свои подозрения, все горести, все опасения, тревоги, разочарования, сомнения…
Анжелика улыбнулась.
– По правде сказать, когда мы встретились, я была совсем не обольстительна, – признала она. – Вы сохранили обо мне иные воспоминания. В каком виде я была в ту ночь! Вымокшая до нитки, вся в грязи, растрепанная – я упала, когда бежала через ланды.
– Вы были… Ах, что тут скажешь? – пробормотал граф. – Сердце мое разбилось… Вы появились передо мной, словно воплощение того, как могут изменить человека превратности судьбы, того, что человеческая жестокость – и моя тоже, пусть даже бессознательная, – сделала с вами… Я точно окаменел, понимая, что слова бессильны восстановить ту связь, что соединяла нас до катастрофы. В Кандии сделать это было бы проще… Но в Ла-Рошели я почувствовал, что вы больше не принадлежите нашему общему прошлому, вы изменились. И одновременно случилось то, о чем я вам только что говорил. Я безумно влюбился в эту женщину, такую незнакомую, такую поразительную, такую непохожую и все еще похожую на вас, которая, не обращая внимания на свой жалкий вид, на кровь и ледяную воду, стекавшие по ее одежде, доказывала мне, что необходимо спасти ее друзей. Гром среди ясного неба; все смешалось: восхищение, любовь, необъяснимое очарование, жалость, нежность, желание защитить, страх потерять, упустить мое сокровище, неуверенность в происходящем…
– Должна ли я верить вам? Не вы ли цинично заявили мне: «Как могло случиться, что пленница, обошедшаяся мне в целое состояние, стала женщиной, за которую сегодня я не дал бы и ста пиастров!..»
– Я пытался под иронией скрыть непривычное волнение. Да, как же глуп человек! Сказать правду? В тот вечер вы испепелили меня. Но я в некоторой степени утратил привычку чувствовать, способность выразить свои ощущения. Мне было необходимо навести во всем этом порядок, а время – вы согласитесь, учитывая то, чего вы с таким пылом требовали от меня, – не позволяло. Поразмыслив, я пришел к выводу, что вы – я вам уже говорил, – безусловно, остались для меня мучительным воспоминанием. Однако постепенно оно становилось все более смутным, потому что я уже не мог вообразить подле себя, в своей полной приключений жизни, которая носила меня по волнам всех океанов, некогда бывшую моей супругой юную графиню. К тому же я попытался изгнать вас из своей памяти, когда узнал, что вы вышли за маркиза дю Плесси-Бельера и, как мне почему-то представлялось, отказались от моих сыновей и беспечно странствовали по Средиземному морю. Хотя я искал вас, не в силах разорвать некогда связывавшую нас нить, ваш образ в моей памяти постепенно утрачивал свою
