об отсутствии рядом с ней адресата ее послания ложно? Люди так часто чувствуют себя чужими друг другу, что достаточно выйти в ванную, отвернуться, остановить взгляд на человеке, проходящем рядом с твоим столиком в кафе… Каждая секунда таит измену. Приходя, мы удаляемся со скоростью 60 секунд в минуту, а в каждой минуте – смерть и уничтожение. Любовь и смерть в Венеции.
Да, дорогой, так было с нами, добавлю строчку из А. З.: «Ты всё еще почти здесь», а вместе с тем тебя тут больше нет, имена и прозвища, «пёсик» не сдержат отчуждения, чудес не бывает. Сняться на всех знаменитых мостах мира, бросить монеты во все фонтаны, а потом – отъезд, ждет работа. А в отеле я почувствовала, что мерзну из-за отсутствия у тебя интереса ко мне. Можно было потребовать сменить номер, надо было только внимательно прочитать текст на двери. Не пренебрегать моими страхами. Можно было развалить баррикаду из подушек, выбросить в окно секундомеры, спрятать в чемодан повязку для сна, откупорить бутылку вина, прочесть вместе со мной каждую надпись и все рекламные проспекты гостиницы, меню и ценник мини-бара. Надо было проникнуть в меня со взломом. Интерес к человеку – вот лучший афродизиак. Теперь я могу признаться в этом. Когда мы далеко друг от друга, в географическом смысле. В разных местах биографии. Плывущие по течению карьеры.
Давай не будем больше об этом. Напиши честно, ты подбросил Венецию в виде приманки или считаешь ее вполне продуктивным вариантом? А то я в последнее время что-то всё больше о Стамбуле думаю.
Любимая Б,
а может, я всё-таки заслужу обращение «пёсик»? Как в прежние годы, снова вернусь к поездкам на конференции. Присвоение мне звания «пёсика» было для меня тогда важнее защиты диссертации. Помнишь породу? Ту, что ты придумала для меня? А какую придумала себе, помнишь? Мы должны встретиться, выпить. Посмеяться? А почему бы и нет? Тряхнуть стариной, вспомнить, как мы были спаниельчиком и пудельком; это ничего, что попахивает мезальянсом пород. Духáми и макаронным соусом. Мне этого очень не хватает. Обычно каждый день приходится надевать на себя маску научного работника, сохранять лицо, разыгрывать из себя важную птицу. А с другими женщинами у меня никогда не было до такой степени всё хорошо, чтобы стать спаниелем. В устах других женщин это звучало бы тривиально, глупо, банально. И если есть что вспомнить, так это только перепалки с тобой. Это у меня вошло под кожу, осталось внутри. И этому я радуюсь, почесывая выгоревшие волосы.
Стамбул? Плоско. Ты выбираешь самые легкие места из наших с тобой трасс, и, если я ничего не путаю, А. З. тоже там была. Не так долго, как в Венеции, но всё же… Воспоминания о больших городах как нельзя лучше подходят к Стамбулу. Пыль, бросаемые украдкой взгляды. Мне это напоминает пару, которую ты разглядывала ну точь-в‑точь как агент разведки. Да, людей там было мало – поздняя зима? ранняя весна? – большинство ходили с путеводителем,
