до машины, усадил на заднее сиденье и, прежде чем сесть рядом самому, обратился напоследок к народу:
– Простите, люди добрые, но всех взять не смогу. Машинка у меня, сами видите, маленькая.
Остановочные отозвались и на эту шутку смехом, правда не таким веселым и дружным, как прежде.
– А поэта надо подвезти. Поэт в России – больше, чем поэт! – Фунтов развел руками, мол, ничего с этим не поделаешь, и сел рядом с Макаровым.
– Какой все-таки у нас народ… доверчивый, – поделился своими мыслями задумавшийся Фунтов. – Семьдесят лет дурили ему голову, семьдесят лет обманывали, а он все равно верит. Верит!
Макаров покосился на своего мецената и осторожно спросил:
– Значит, вы не купили автобусы?
– Купил не купил, какая разница! – поморщился Фунтов. – Автобус – что? Железяка! Я дал им надежду. А надежда – вещь великая, вы, как поэт, должны меня понять! Далеко ли собрались?
– В поселок Комсомольский, – ответил Макаров, глядя вперед.
– К даме сердца? – допытывался Фунтов.
– К другу.
Фунтов засмеялся:
– А друга зовут Сальери?
– Его Васька зовут, – не согласился Макаров, но Фунтов не слушал, продолжая развивать свою мысль:
– Что ж, у каждого Моцарта должен быть свой Сальери…
Макаров с трудом сдерживался, чтобы не вспылить, но, к счастью, запищал мобильник, и Фунтов взял трубку.
– Я… Это вы ему сказали? А он что? Так и сказал? Убирайте. А что Джохар? Плевать я хотел на Джохара. Я сказал – убирайте! – прорычал Фунтов, отбросил телефон, поднял глаза вверх и размашисто, с чувством перекрестился.
Остаток пути они провели в молчании.
Александр Сергеевич чувствовал себя у Васьки как дома, а иногда, когда уставал от детей и Наташи и на несколько часов сбегал к другу, даже лучше, чем дома. Он сидел на старом, продавленном уютном диване и отдыхал, разглядывая знакомые стены, увешанные многолетней давности календарями, почетными грамотами, праздничными открытками, фотографиями родных и близких – всем, что можно прикнопить или приклеить к стене. Центральное место в этой трогательной экспозиции занимал большой типографский плакат, на котором можно было с трудом различить фотоизображение Макарова. Крупными буквами на плакате было объявлено о творческом вечере поэта А. С. Макарова в ДК им. Свердлова.
С улицы донеслось рычание трактора, хлопнула одна дверь, потом вторая, и в комнату вошел Васька.
Он глянул на Макарова, развел руками и проговорил расстроенно:
– Тракторист – пьяный, как уж! Он мне так траншею вырыл, что придется, наверное, трубы гнуть.
– Ты что, водопровод проводишь? – поинтересовался Макаров.
– Угу, – кивнул Васька.
– А зачем тебе водопровод?
– Ну как… –
