руку, выхватил пистолет и, повернувшись, выставил его перед собой.
Негодяи почти наткнулись на его дуло и остановились, замерев. Впрочем, с одним это случилось всего лишь на мгновение: он крутнулся на пятках и, согнувшись, обхватив голову руками, с дикой скоростью побежал прочь. Второй же потрясенно смотрел в черное дуло «Макарова», открывая и закрывая беззвучно рот.
Александр Сергеевич резко передернул затвор, посылая патрон в патронник, и мордоворот, став вдруг слабым и жалким, повалился на колени, прямо как в том сне Макарова, только этот ничего не говорил, а продолжал по-рыбьи открывать и закрывать рот.
Впервые в жизни Александра Сергеевича Макарова человек, чужой, незнакомый человек, стоял перед ним на коленях.
Александр Сергеевич выпрямил спину, расправил плечи, брезгливо обошел негодяя и, уже выходя из подворотни, неожиданно для себя приблизил руку с пистолетом к своему лицу и поцеловал его. В это мгновение он понял, что теперь никогда не расстанется с «Макаровым».
Васька жил на окраине, практически за городом – в поселке Комсомольский; добираться до него и в прежние времена было морокой, а теперь, когда автобусы почти перестали ходить, – и подавно.
Людей на остановке собралось много, и, от нечего делать, они ругали власть, мафию и вообще жизнь. Александр Сергеевич держался в сторонке, рассеянно слушая эту обывательскую ворчбу, и ощущал рядом, совсем рядом, присутствие «Макарова» – Александр Сергеевич заткнул его за пояс брюк. Настроение было хорошее, Макаров соскучился по Ваське, человека добрее него он не знал и даже представить себе не мог, к тому же были у него две цели: одна – явная, другая – тайная.
Первая цель – одолжить у Васьки денег, десять тысяч, и отдать их Наташе – вместо тех, что нес он с памятной презентации домой и не донес, и за что все-таки грызла его совесть.
Вторая же цель заключалась в том, чтобы побольше узнать у Васьки про пистолет «Макаров», про его достоинства, а может быть, и недостатки. Васька воевал в Афганистане и в оружии конечно же разбирался.
Когда мимо автобусной остановки проехал роскошный длиннющий лимузин, народ замолк, провожая его удивленным взглядом.
– Фунтов, – сообщил кто-то, но все и так знали, что это машина Фунтова.
– А тут стой, – проворчала пожилая тетка и громко высморкалась.
Но лимузин вдруг остановился и стал сдавать назад, задняя дверца открылась, и спокойно и важно выбрался на белый свет Фунтов – большой, ухоженный, красивый. На нем была длинная расстегнутая шуба, под ней дорогой костюм-тройка, толстая золотая цепь на животе, в руке он держал трость с большим серебряным набалдашником. Народ заробел и подобрался.
– Мир вам, люди добрые! – пробасил Фунтов и поклонился в пояс.
– Здравствуйте, Савва Тимофеевич, –
