этажа уже зазвенело горласто: «Отворяй! ЧК!».
– Точно, всех перебудит. – Дворник, уже не таясь, перекрестился и поспешил исполнять приказание.
– А ну, отворяй! Кому говорю! – вопил Митроха и молотил прикладом в дверь. Стучать, как ни странно, пришлось довольно долго. Уже и на нижнем этаже скрипнула дверь, уже послышался голос дворника, успокаивающего кого-то и что-то кому-то вежливо объясняющего. Уже и сам старикашка, позвякивая на ходу связкой ключей, с молодецкой прытью пролетел мимо Митрохи и бросил на ходу:
– Ты зачем же ботами да по обивке-то, гражданин-товарищ? – но ответа дожидаться не стал, спешил очень.
Хотел ему Митроха сказать все, что на душе его солдатской накипело. И про эту дверь, и про дом, и про весь Питер, стольный град рухнувшего мира, и про революцию – будь она неладна, ибо закружила голову рязанскому парню, завертела, приподняла, да пока не опустила. Так сказать хотел, чтобы стены в доме задрожали.
Не довелось.
Дверь отворилась.
На пороге стоял немолодой уже человек: седеющие виски, офицерская фуражка с темным пятном от кокарды, френч без знаков отличия с серебряным галуном на левом рукаве5, в одной руке небольшой чемоданчик, в другой – потертая шинель с оторванными погонами. На ногах добротно подшитые валенки, а на носу – совершенно неуместные круглые очки. За спиной человека в темном коридорчике кто-то всхлипнул, а человек сказал спокойно:
– Я готов.
– К чему? – опешил Митроха.
– Ну… вы разве не за мной?
– Да нет, – помотал головой солдат. – Не за тобой… До тебя еще очередь дойдет в свое время. Мне женка твоя нужна…
– Наталья? Зачем?
– Ну коли спрашиваю, стал быть – нужна.
– Она спит.
– Так разбуди, в лоб твою мать!
За спиной офицера ойкнули, а потом появилась миловидная женщина с покрасневшими от недосыпа и слез глазами, в скромном халате, подпоясанном почему-то мужским поясным ремнем.
– Погодите, Александр Васильевич, – сказала она, выступив вперед. – Коли это меня спрашивают, так я сама и отвечу, – и тихонько мужа вглубь квартиры потеснила, словно загородила собой от этого озлобленного на весь свет солдата.
– Я Наталья Барченко. Что вам угодно?
Митроха совсем растерялся. Весь его пыл и пал и вся недавняя злость полыхнули молнией да потухли. И чего это он как с цепи сорвался? Вон и дамочка какая пригожая, да и муж ейный тоже не из контры, по всему видать. Ведь у Митрохи тоже нашивка на рукаве имеется, только красная6. Под повязкой ее не видать, а ведь она там, куда же ей деться-то. Может, они в одних окопах от пуль германских ховались, а он на него по матушке…
– Тут это… – сказал солдат примирительно. – Не найдется ли у вас, гражданка, каких-никаких теплых вещей.
– Каких вещей? – не поняла женщина.
– Теплых, –
Отличительный офицерский знак за ранение на Первой мировой войне
Солдатский знак ранения
