ли оттуда третий?
Сперва проверяем треугольную антресоль для ведер в нерабочем тамбуре. Антресоль удобная, закрытая, но захламленная – вдвоем там тесно. Хряем в вагон, где окунаемся в осязаемо плотную атмосферу российского общего вагона. Атмосфера тут крепко настояна на круглосуточно не снимаемых портках, на пожизненно бессменных портянках и на чем-то еще более ароматном, специфично российском, о чем сказано: «там русский дух, там Русью пахнет!»
Только в переполненном общем вагоне понимаешь, насколько могучи и вонючи духом русские люди, желудки которых переваривают такие пищевые отбросы, от одного вида которых вмиг загнется гуманоид с любой ядовитой планеты! Любая нечисть, дохнув русским духом, посинеет и окочурится. А нам русский дух на пользу, чтобы не кашлять. Впрочем, сколько вонь ни называй духом, а все равно смердит! В вагоне сумеречно. Кто на полке ухо давит, кто, куря, баланду травит, и все на нас ноль внимания… и кому тут нужны наши умывания?!
Присев на уголок нижней полки, я озираюсь… Рядом, на нижней боковой, замерев и, кажется, не дыша, сидят паренек и девушка. Юные, красивые. За руки держатся, будто бы боятся, что потеряются. А какое радостное сияние исходит от них! Молчат они, но сколько нежных чувств распирает их восторженные сердца, какое смятение душ в трепетном касании их рук!
Над ними и рядом храпят и пердят. С другой стороны махру смолят и хрипло жисть матерят, перекрикивая тарахтение вагона. Над головами их свисает с полки даже на вид густо ароматная нога в носке, похожем на перчатку велосипедиста: все пальцы наружу для готовности подстригания сроду не стриженных когтей, хищно загнутых, как у коршуна.
Тарахтя и грохоча трясется, дергаясь, курящий вагон. А паренек и девушка не видят, не слышат, не чувствуют ничего: только касание рук и сердец заполошный стук! Какое завихрение пространства и времени занесло их из волшебной страны любви в этот вагон, густо заполненный атмосферой из ядреного мата, едкого дыма самосада и тошнотной вонью не мытых промежностей?
Но разве они в этом вагоне? Они же не от мира сего… они из другого времени и пространства, которое случайно совместилось с нашим, советским, провонявшим страхом, махрой и грязными портянками. И сидят они не здесь, а среди цветов на берегу лазурного моря и слушают дивную музыку…
И вот-вот, не дожидаясь остановки поезда, встанут они и, пройдя сквозь стенку вагона, так же – рука в руке, пойдут по своему пространству и времени к себе домой, к сказочно прекрасным людям таинственного запредельного мира! Не вижу я: а как они одеты? Наверное, обыкновенно. Вижу только неземное сияние влюбленных душ, распахнутых настежь друг для друга. То чудесное сияние, которого не может коснуться грязь и вонь общего вагона и, даже всей жизни советской, пропитанной нищетой, грязью, матюгами и злобой…
Пока я, как прибабахнутый, таращусь на эту парочку, Ежак надыбал пару пустых багажных
