высохшую после дождя траву. Да и был ли в этом месте дождь? Или же, он прошел над горами, изливаясь над одним местом, но не задевая других?
Так или иначе, сидя на сухой траве, Андрей вынул из холщовой походной сумки кусок холстины, нитки и иголку, и быстро сшил простой длинный и узкий чехол. В его отверстие он, наметав по краю холстину крупными стежками, вставил средней толщины верёвку. Затем Андрей зачем-то зачехлил посох и понёс его, надев верёвку нового чехла себе на плечо. Он знал, что вскоре этот посох ему пригодится. И не просто для того, чтобы форсировать мутные ручьи, измеряя их глубину. Посох – инструмент загадочный и даже таинственный. Хороший мастер, владеющий посохом, многое им сотворить может…
И возвращался он совсем другой дорогой, описав большой круг по лесу.
Глава 3. Василь и Виктор. Заезд
Василь уставился за окно, в почти непроглядную тьму. Под стук колес поезда, он всматривался в очертания деревьев, думая о том, что нужно не пропустить, когда начнется поселок и приготовиться к выходу. Настроение его упало ниже отметки нуль. Просто жесть.
«Духовный поиск, блин, – подумал Василь, – Я – идиот. Какой такой духовный поиск? Где, здесь? Тоже мне, Гималаи… Нет, батенька, это – Россия. Как говорят сейчас, «нулевые годы», к тому же. Не дай вам Бог – жить во времена перемен, как поговаривали умные древние китайцы. Впрочем, не буду думать о политике, социуме и прочей муре…. И все ж, Россия начала «нулевых» – не самое приятное место и время. Привиделось в кошмарном сне и довелось родиться здесь – и что теперь с этим делать? Духовный поиск здесь и сейчас вообще смешон и не нужен в принципе, и многие обходятся и без него. Даже слов таких не знают. Впрочем, все стали такими умными… Скажешь «карма», скажут – читали, скажешь «аура» – скажут, слышали. Ага…». Сумбурные размышления у Василя среди ночи и вынужденного бдения обычно радостными не были.
Поезд тем временем подъезжал к незнакомой станции, о которой Василь абсолютно ничего не знал, кроме её названия. Вернее, он уже совсем медленно подползал к ней, вот-вот собираясь уже и вовсе остановиться. Но в вагоне по-прежнему было темно, и все спали, в том числе проводница, хватившая вчера лишку. Тогда он решительно пнул дверь проводницкой каптерки, потом пнул её вторично, еще решительней, и, в конце концов, постучал по двери кулаком изо всей силы. Наконец, эта дверь отъехала в сторону, и сонная проводница со свежим синяком под правым глазом, высунувшись наружу, спросила зло:
– Тебе – чего?
– Подъезжаем, – мрачно ответил ей Василь.
Проводница, матерясь, приняла тогда постельное белье и где-то надолго закопалась среди чистых и грязных наволочек и простынь.
– Приперся так рано, твою мать, разбудил, – слышалось оттуда. – Еще и не подъехали.
«Стоянка поезда – две минуты», – припомнилось Василю читанное им расписание. Рюкзак Василя
