ему как закон. Это значит, что в законе его толкователь сталкивается непосредственно не с правом, а с речью. Следует принять во внимание, что условием понятности речи служит знание ее контекста. Для читателя закона закон – это речь законодателя. Для составителя законопроекта закон – это текст, адресованный законодателю.
Внеязыковым контекстом закона (речи законодателя) служит право. Закон, таким образом, представляет собой не что иное, как правовой текст, предельный случай речи законодателя. Право, следовательно, для составителя законопроекта – это одно, а для его читателя – совсем другое. Для законодателя право – контекст его речи, а для читателя закона право есть не что иное, как речь законодателя.
Текстом мы будем называть письменную форму языка, речью – ее естественную, устную форму. В этом смысле текст может быть противопоставлен речи, а сама речь оказывается внеязыковым контекстом текста. Несмотря на внешнюю схожесть, речь и текст обнаруживают неодинаковые свойства.
Так, речь необозрима и линейна, а текст обозрим и структурирован. Вследствие этого внеязыковым контекстом судебного прецедента оказывается речь судьи, а внеязыковым контекстом законодателя – право. И прецедент, и закон могут рассматриваться как документ. Документами являются и судебный прецедент, и принятый закон. На этом их сходство заканчивается. Как документы они не различимы. Однако их внутренняя природа различна. Прецедент – это контекст, закон – текст. Их различия определяются тем же, чем определяются различия между свойствами речи и текста. Внеязыковым контекстом при прецеденте служат действия, совершаемые субъектом речи, т. е. судьей. Внеязыковым контекстом закона является право как предмет речи законодателя. Речь воспринимают, текст – понимают. Поэтому право при прецеденте есть то, что воспринимается, а в случае с законом есть то, что понимается. Появление закона возможно лишь в условиях перехода к текстовой коммуникации на основе письменности. Формирование права на основе прецедентной системы и методов активной казуистики всего этого не требует.
Проблема правопонимания в условиях прецедентной системы сводится к проблеме Внеречевым контекстом юридической теории при прецеденте является решение, принятое судом в связи и по поводу известных обстоятельств.
Задачи понимания закона много сложнее, чем это представляется на первый взгляд. Они не сводятся лишь к проблеме восприятия внеязыкового контекста, как это имеет место при судебном прецеденте. В случае с законом контекст остается невысказанным. Проблема понимания закона не решается в один шаг. У закона не один, а два контекста. Контекст первого уровня составляет речь составителей законопроекта, ставшего законом. Контекстом второго уровня, более глубокого, является внеязыковой контекст речи законодателя. Он остается не только невысказанным, но и неизвестным и подлежит реконструкции по речи законодателя. Лишь при понимании этого можно правильно
