что ты не можешь? – спросил я, практически на руках вынося ее из кухни.
– Ничего. Я не могу ничего не делать.
– Это тройное отрицание, – попытался я пошутить.
– Перестань. Я не могу продолжать делать то, что делаем мы, то есть ничего. – Шварканье из кухни замедлилось и остановилось. Инара заинтересовалась разговором.
– О чем ты? Ты ведь только начала заниматься своим цианистым калием, и вообще…
– Чушь все это. – Я никогда не видел ее в таком состоянии. – Мы оба попусту тратим время, свое и друг друга. Люди должны работать.
– Я работаю. Я работал всего минуту назад. Говнороманы сами себя читать не будут.
– А я нет. И мне нужно, Марк, мне физически, до боли необходимо работать. Я не могу всю жизнь закатывать ужины для пьяных фигуристок.
– Так вот ты о чем?
– Не совсем. Но да, и об этом тоже.
– Ты хочешь вернуться в “МДиаметр”?
– Нет, нет, ты совсем ничего не понял. Я не хочу искать еще одну ужасную работу. Я хочу делать что-то вместе с тобой, что-то настоящее.
– Милая, но что именно? “Настоящее” – это клише. Ты обычно не изъясняешься клише. Ну скажи, что тебя так…
– Марк, серьезно, замолчи. Я многое умею, ты это знаешь. – Она принялась метаться по квартире: гостиная, прихожая, пробежка по спальне с механической поправкой подушек, прихожая, гостиная.
– О господи, я же не говорю, что ты ничего не умеешь, – панически запротестовал я. Чтобы уследить за Ниной, мне приходилось с такой скоростью вертеть головой, что меня даже слегка укачало. – Ты очень талантлива. – Теперь каждое мое слово было клише. Мы не могли продолжать разговор на таком уровне, просто не могли. – Ты отличный фотограф. Бездна потенциала. У тебя, как его, глаз, отличный глаз на дизайн. Мы можем вместе реставрировать особняки. Мы можем продавать гранки неопубликованных книг по интернету. Мы можем открыть галерею, как Фредерик. Можем стать частными репетиторами. Я буду учить недорослей литературе, а ты натаскивать на экзамены в юридический.
– Шшш, – Нина сделала еще один круг по гостиной, забрела на кухню и остановилась перед кофеваркой. – Не говори глупостей.
Я посмотрел на нее, пытаясь не замечать наблюдающую за нами Инару, и наконец все понял.
– Ага! Кофейня.
– Вчера нас практически благословил человек, пишущий в Мишленовский справочник.
– И то правда.
– Помнишь Грабалов?
– Разумеется. – Я прочистил горло, хотя его не от чего было чистить, и в результате, наоборот, забил его мокротой. Затем его пришлось прочистить по-настоящему. – А если Оливер просто был вежлив?
– Это не важно. Ты знаешь, что он прав. Марк, это было бы так здорово.
– Да, пожалуй, – сказал я и сам в это поверил. Чем-то идея Нининого – нашего – кафе напомнила мне о моих первых ленивых месяцах в Нью-Йорке: то же самое ощущение уютного кокона, теперь чудесным образом вмещающего в себя весь наш круг общения. Я как столп,
