Обычно я провожу зиму с тобой, Мимин. Я тоже, когда узнала об этом, ужасно жалела, что осталась в Валь-Жальбере. Была вдали от тебя и деток и не могла поддержать вас.
Эрмин кивнула. Она ощущала себя совершенно подавленной. Стемнело. Вдруг железные тиски сжали ее сердце – ей стало больно и из-за ребенка, и из-за мужа. В такие минуты на берегу Перибонки она могла бы побежать к Тале, набраться сил в улыбке Кионы. Она уже тосковала по девочке.
«Никто не знает, кто такая Киона на самом деле, кроме моих родителей… – размышляла она. – Даже Шарлотта, которая жила с нами бок-о-бок, думает, что она сиротка, которую пригрела Тала. Мирей этой легенды не знает. Никого также не удивляет поведение Тошана. Он ведь близко не подошел к Валь-Жальберу после рождения Кионы; я одна провожу здесь лето. Однако никто никогда меня об этом не спрашивал. Ни Бетти, ни Мирей, ни даже Симон. Мама, наверное, придумала какое-то объяснение, которое ее устраивает».
Словно прочитав ее мысли, экономка осмелилась задать вопрос:
– А твой муж? Он, говорят, пошел в армию? Он в Квебеке? В Цитадели?
– Увы, да, – ответила Эрмин, осторожно потягивая карибу и с подозрением поглядывая на напиток, поскольку пила его впервые. – Я все устроила так, чтобы нам не расставаться, предвкушала долгие месяцы с семьей, а тут сначала смерть Виктора, а потом эта война! Никогда не знаешь, что готовит нам будущее… Я была слишком доверчива…
Шарлотта и Мирей обменялись взглядами, в которых сквозила жалость. Именно сейчас обе они почувствовали, насколько хрупка молодая женщина, хотя даже не подозревали о том, что больше всего она страдала от запрета говорить правду, навязанного ей Лорой.
– Ужасно обидно, что между твоим мужем и родителями как будто кошка пробежала, – продолжала экономка, – мне мадам об этом сказала между делом. Неужели они собираются месяцами дуться друг на друга? Из месяцев складываются годы… Тошан слишком уж гордый. Должен был о тебе подумать, малышка моя. Хотя самое важное – что он позволил тебе выступать, делать карьеру.
– Мне теперь совсем не хочется выступать! – сказала Эрмин с горечью. – И карибу больше не хочу, слишком крепкий для меня.
– Я совершенно уверена, что ты вернешься на сцену, – сказала Шарлотта убежденно. – Иначе я, твоя гримерша, останусь без работы.
Появление Лоры положило конец дискуссии. Хозяйка дома с удивлением посмотрела на пустой стакан и на бледное лицо дочери.
– Тебе звонили, дорогая! Телефонистка дала мне номер, по которому можно вызвать Тошана.
– Боже мой! Спасибо! – воскликнула молодая женщина, резко вскочив со стула и бросаясь к кабинету, где стоял телефон.
– Да, у них любовь! – прокомментировала Мирей, смущенная грозным выражением лица хозяйки.
Сложив руки на груди, Шарлотта погрузилась в свои мысли. Она опоздала и не застала Симона, но, вся трепеща от сдерживаемой страсти, на мгновение закрыла глаза. Она считала, что готова к замужеству. Однако молодой человек был готов лишь к братской дружбе. Он часто
