своих пленников. Я согласился, что будет весело, и мы, приведя себя в порядок, прогулочным шагом направились к концу улицы.
Что и говорить, у дверей «Майнор-клаб» собралась целая толпа желающих поглазеть на представление. Бобби в своих высоких шапках и ремнях оцепили подъезд, откуда арестованных препровождали в крытые кареты. Мужчины либо шли молча, понурив голвы, либо поносили полицейских на чем свет стоит; шлюхи по большей части плакали, хотя некоторые пытались брыкаться и царапаться.
Будь мы поумней, то держались бы на расстоянии, но стало темнеть, и мы подошли поближе. Мы пробрались к краю толпы, и надо же было случиться, что как раз в этот момент вывели того юнца в розовом сюртуке, хнычущего и бледного. Спиди рассмешил его несчастный вид, и повернувшись ко мне, он пропел:
– Слушай, Флэши, что же скажет мама?
Юнец, видно, услышал; он обернулся и заметил нас. Взвизгнув, эта презренная шавка указала на нас:
– Они тоже были там! Эти двое – они тоже прятались!
Если бы мы не дрогнули, никто бы ничего не доказал, но инстинкт бегства укоренился во мне слишком глубоко: не успели бобби повернуться к нам, я уже мчался как заяц. Увидев, что мы бежим, они бросились в погоню. У нас получилась неплохая фора, но недостаточная, чтобы успеть скрыться из глаз, нырнув за угол или в подворотню; Сент-Джеймс – чертовски плохой район, чтобы бегать от полиции: улицы слишком широкие, и нет укромных переулков.
Поначалу нас разделяло ярдов пятьдесят, но потом они начали приближаться – особенно двое, размахивающие дубинками и приказывающие нам остановиться. Я почувствовал, что начинаю хромать. Мускулы сломанной при Джелалабаде ноги еще не совсем восстановились, каждый шаг отдавался болью в бедре.
Спиди это заметил и замедлил бег.
– Эгей, Флэш! Ты что, отбегался?
– Нога, – говорю я. – Больше не выдержу.
Он бросил взгляд за спину. Вопреки плохой характеристике, которую дает ему Хьюз в «Школьных годах Тома Брауна», Спидикат был храбрым, как терьер, и готовым в любой миг ввязаться в драку – совсем не то, что я.[8]
– Понятно, – говорит он. – Тогда к дьяволу все. Давай остановимся и покончим с ними. Их только двое… хотя нет, проклятье, там позади еще. Покажем всем, на что мы способны, старина.
– Без толку, – прохрипел я. – Я не в состоянии драться.
– Предоставь это мне, – кричит он. – Я задержу их, пока ты не скроешься. Да не стой тут, парень: разве ты не понимаешь, что не к лицу герою Афганистана оказаться в кутузке? Жуткий скандал. Не беспокойся обо мне. Ну, идите сюда, ублюдки в синих мундирах!
Он развернулся посреди дороги, обзывая их и приглашая подойти ближе.
Я не колебался. Если найдется такой осел, что готов принести себя в жертву ради Флэши, – значит сам виноват, пусть получает по полной. Оглянувшись, я увидел, как он остановил одного из бобби ударом прямой левой и сцепился со вторым. Потом я свернул за угол,
Упоминая о Спидикате, Хьюз однозначно ставит его на одну доску с Флэшменом, стало быть, дает крайне нелицеприятную характеристику. Флэшмен представляет его в новом свете, благодаря чему возникает предположение, что Спидикат мог быть одним (если не обоими) анонимными персонажами из «Тома Брауна»: в первом случае тем, кто пощадил фагов в эпизоде с одеялами, во втором случае тем, кто высказался в пользу лишь частичного поджаривания Тома на огне.
