Пока тот давал мне горячее полотенце и я вытирал лицо, Лун Эр подменил кости на свои, с секретом. Я ничего и не заметил. Утер лицо, швырнул полотенце на поднос, взял кости и тряхнул три раза со всей силы, бросил, посмотрел – неплохо.
Настала очередь Лун Эра. Этот хитрован поставил кость на семерку, хлопнул по ней ладонью и произнес:
– Семь!
Кость он выскоблил и налил ртути. От удара ртуть ушла вниз. Брошенная кость повернулась несколько раз и остановилась на тяжелой стороне.
Когда я увидел, что и вправду выпало «семь», голова загудела, как котел. Я спустил всё. Но потом сообразил: ведь можно и в долг – отыграюсь. Я приободрился, встал и сказал Лун Эру:
– Запиши на мой счет.
Он усадил меня движением руки:
– Больше в долг нельзя: ты проиграл все сто му вашей земли. Дальше тебе возвращать нечем.
Я подавился зевком и воскликнул:
– Не может быть!
Лун Эр и два других заимодавца вынули долговые книги и стали строчка за строчкой показывать мне мои долги. Лун Эр потрепал меня по склоненной над листами голове и сказал:
– Видишь, молодой барин? Всюду ты подписал, всюду руку приложил.
Только тогда я понял, что еще полгода назад задолжал им. А теперь проиграл всё состояние, завещанное нам предками. Когда досчитали до середины, я сказал Лун Эру:
– Хватит.
Я опять поднялся на ноги и вышел из «Зеленого терема», ковыляя, как больной петух. Уже совсем рассвело. Я стоял на улице и не знал, куда идти. Знакомый с корзиной соевого творога громко поприветствовал меня:
– Доброе утро, молодой господин Сюй.
Я вздрогнул и уставился на него невидящим взглядом. Он улыбнулся и заметил:
– Ну и вид у вас – будто выварили в кипятке.
Он думал, что меня измотали женщины, не знал, что я разорен, беден как батрак. Я страшно рассмеялся ему вслед и решил, что пора куда-нибудь идти.
Когда я дошел до рисовой лавки тестя, двое приказчиков снимали со входа доску[9]. Увидев меня, они захихикали – решили, что я опять пришел громко засвидетельствовать тестю свое почтение. Разве бы я посмел? Я вжал голову в плечи и проскользнул вдоль стены противоположного заведения. Слышно было, как в комнатах дорогой тесть кашляет и плюет на пол.
Так я тайком выбрался из города; позабыл на время, что проиграл все состояние семьи. Голова гудела, как осиное гнездо. Дойдя до места, где от дороги отходила тропинка, я снова испугался и подумал: что же дальше делать? Я прошел по тропе несколько шагов и остановился. Увидел, что никого нет, и решил повеситься на поясе. С этими мыслями я направился дальше, прошел мимо вяза, взглянул на него искоса и раздумал снимать пояс. На самом деле я не хотел умирать, только искал повод, как бы досадить себе самому. Я понял, что проклятый проигрыш со мной не повесится, и сказал себе:
– Ладно, вешаться не буду.
Проигрыш должен был возвращать мой отец. При мысли об отце
В китайских лавках дверь могла заменяться входной доской, которую снимали утром и помещали обратно вечером.
