по скрипучим ступеням, Матвей поймал себя на том, что ему все еще трудно разговаривать по-русски с «образованными» людьми. Только что с его языка чуть не сорвалось предательское «мерси»… «Неужели и с Сережей по-русски говорить придется? Ведь невыносимо, ничего на этом языке толком не скажешь…»
Комната была крошечная – кровать, стул, умывальник, заиндевевшее окно, белые стены, католическое распятие на стене. Осторожно прикрыв дверь, Матвей склонился над братом. Тот спал глубоко, дыхание еле слышалось… Присев на кровать, Матвей с болезненной гримасой принялся стаскивать с ног сапоги. Спать вдруг захотелось страшно: за последние дни почти не пришлось отдыхать. Расстегнув ворот мундира, он примостился рядом с братом и укрылся шинелью. «Сейчас засну – как провалюсь, – подумал не без удовольствия, – утром поговорим». Но прошла минута, другая – сон не торопился успокоить его смятенную душу, хотя почти невыносимая в последние дни тревога внезапно оставила его. Исчезновение ее было приятным – словно кто-то неведомый вытащил из сердца тупую иглу. «Как хорошо!» – мелькнула мысль – «Почему же не сплю?» Надо было заснуть, но хотелось полнее насладиться блаженным состоянием покоя, которое заслонило боль в ногах.
Сергей повернулся во сне, вздохнул, причмокнул губами. Чуть ли не впервые с оставления Москвы они были вместе. Несколько мимолетных встреч на бивуаках – и все. «Неужели я за него так тревожился? Вот он рядом – и где моя тревога? Ушла, растворилась, сгинула… проклятая…» Матвей улыбнулся в темноте, чувствуя, что размякает все больше…а боль становится все сильнее… «Не расплакаться бы…Спать, спать!»
Но усталый мозг не давал погрузиться в сонное небытие, крутил перед внутренним взором кровавый калейдоскоп последних месяцев, воскрешая в нем войну, тоску, ужас. И даже Сергей был не в силах защитить его от этих видений. Он сам был хрупок и беспомощен пред волей рока, в него тоже целились ружья, пистолеты, пушки… Визг картечи наполнял уши, пороховой дым ел глаза…
Матвей все-таки заплакал – тихо, боясь разбудить брата. Отвернулся, накрыл голову шинелью и затрясся, уткнувшись лицом в тощую подушку. Слезы не вытирал, только всхлипывал, да кусал до крови губы… В последние недели с ним уже случалось такое, но сейчас слезливость разыгралась не на шутку, Матвей вдруг понял, что не в силах совладать с собой, судорожные вздохи и рыдания рвались из груди почти против воли. «Господи, да что же это со мной! Как стыдно! Баба, тряпка!..» – уговаривал себя Матвей, но сердце упорно не желало прислушаться к доводам разума. Слезы душили: выплакать их было необходимо.
Сергей зашевелился рядом, откинул одеяло. Открыл слипающиеся глаза. Прислушался к странным звукам, доносящимся из-под шинели, бросил взгляд на сапоги, валяющиеся рядом с кроватью.
– Матюша, брат, ты?
Матвей откинул с лица шинель, попытался улыбнуться – Прости, разбудил…
– Что плачешь-то? Случилось что?
Матвей покачал головой, протянул руки к Сергею, обнял за шею.
– Все пустяки, дорогой мой, просто
