ни тяжела эта адская переправа после усиленной гонки, после бессонных ночей и дождя, хлеставшего двое суток, но солдатик выносит все, как он стоически выносит и самую жизнь свою. Да и что была бы его жизнь без шутки? Хлеба нет, сухарей нет – зато есть шутка: сапог нет на ногах – зато во рту присказка. Шутка – это солдатский приварок.
Речку большею частью приходилось переходить вброд.
– Эй, Заступенко, скидай портки! – кричит статный фланговый товарищу, который, засучив штаны, осторожно шагает по воде, выискивая, где помельче было. – Скидывай скорей!
– На що их сжидатъ, коли я сегодня ще не ив? – отвечает хладнокровно Заступенко.
Солдатики хохочут. И они ведь ничего не ели – ну и смешно… До портков ли тут?
– Как на что? Портками карася либо рака поймаешь – ну и сварим ушицу, поужинаем.
– Овва! Зараз сама юшка зробиться.
– Как? Как, из твоих штанов разве?
– Та так. Вин нам такого жару задаст, що сама оця гаспидска ричка закипит и сама юшка из рыбы зробиться: тоди бери ложку та прямо из рички и иж… От побачите.
– Ай да хохол!
– То-то хохол! Тоди вси без штанов будемо…
Товарищи хохочут дружно, залпом.
– Молодцы, ребята! – раздается знакомый солдатикам голос. – Перебрались уж…
Солдатики встряхиваются – перед ними Багратион, любимец их, тоже шутник большой.
– Ты что, Лазарев, без сапог? – обращается он к статному фланговому, который острил над хохлом, над Заступенком: – Куда девал сапоги?
– Да мы все без сапог, вашество.
– Как без сапог?
– Точно так, вашество. Были у нас сапоги, да только все казенные.
– Так что ж?
– Без подошов, значит.
– Как без подошов?
– Точно так, вашество, – без подошов… Как обули мы их да пошли в дело – подошвы и отвалились совсем да и сапоги развалились… Так мы их, вашество, и побросали: так-то, босиком, и драться способнее, ногам вольготнее.
– А на голодни зуби, ваше проходительство, где лучче дратысь, – вставил свое слово Заступенко.
– Что такое? – удивился Багратион, попросту болтавший с солдатиками.
– Да хохол, вашество, говорит, что голодный солдат храбрее сытого, – поясняет Лазарев.
– Потому вин храбриший, що исти хоче…
Солдатики опять смеются. Смеется и Багратион.
– А вы, верно, очень проголодались? – говорит он.
– Очень, ваше проходительство.
– Ну, значит, хорошо драться будете.
– Будемо, ваше проходительство.
Но в это время где-то грянула пушка, за ней другая, третья, четвертая…
– Ну, дьяволы! И договорить не дали! – огрызнулся храбрый Лазарев, видя, как Багратион понесся по рядам только что перебравшегося через реку
