style="font-size:15px;"> Улан бормочет как во сне:
– Стройся! Справа по три – марш!.. – Это бред безумного…
Тут только поняла девушка, что он ранен в голову и обезумел, но с коня не падает, словно прирос к седлу…
«Коли ты называешься улан, так тебе с коня падать не полагается, хоть ты жив, хоть ты убит, а сиди на коне… Улан падать с лошади не должен – ни-ни-ни боже мой! Падай вместе с конем – таков уланский закон… А с коня – ни-ни! Не роди мать на свете!» – вспоминаются девушке слова старого улана, ее дядьки Пуда Пудыча.
– Что у тебя голова? – спрашивает она несчастного.
– Это не голова, а ядро… Мою голову унесло, – бормочет раненый.
Морозом подирает по коже от этих слов… Его нельзя здесь бросить, он пропадет.
– Поедем со мной, – говорит она.
– Куда? Голову мою искать?.. Она укатилась – вот так: у-у-у!
– Мы найдем ее – поедем.
– Катится… катится… у-у-у-у…
Взяв за повод его лошадь, она тихо поехала к обозу, постоянно вздрагивая при безумном бормотании своего спутника.
– Ядро пить хочет… ядро кружится… ядро разорвет – берегись… у-у-у!
А там-то назади – боже мой! Страшно и оглядываться…
Кровавый день подходит к концу… Целый день битва, целый день гудят орудия, целый день умирают люди и все не могут все перемереть… Из «непобедимого» батальона Измайловского полка, из 500 человек, в четверть часа убито 400!
– Братцы мои! Родные мои! Детки мои! – словно рыдает Багратион, в последний раз обнажая свою шпагу. – Смотрите – это подарок отца вашего Суворова… Он смотрит на вас с высокого неба, смотрит на деток своих и плачет…
Он останавливается, утирает пот с усталого лица… Солдаты плачут, а иные крестятся…
– Братцы мои! Детки мои! Порадуем его, отца нашего, не дадим на позор нашу славу… ура!
Грянуло последнее, хриплое, по тем более страшное «ура!»… Последние силы понесены были в жертву страшному богу, но и они не спасли…
Кровавый день наконец кончился. На страницах истории написалось новое слово: «Фридланд».
7
Прошло десять дней после рокового Фридланда. Русские войска, гонимые страшным сереньким человеком в необычной шляпе, поспешно ушли за Неман, в Россию, махнув рукою и на Пруссию, которую они не смогли защитить от страшного серенького человека, и на свою славу, лавры которой, завядшие и полинявшие, по лепестку оборвал этот страшный серенький человек и бросил на произвол историческим ветрам.
– Буди проклято чрево, носившее тя, и сосцы, яже еси сосал! – бормотал как бы про себя, стоя на русском берегу Немана, старенький полковой священник, отец Матвей, которому вспомнилось, как он под Фридландом, в виду напиравшего на русских врага, не успел даже помолиться над телами воинов, кучами лежавших по обеим сторонам замутившейся кровью речки Алле.
День только начинается. Солнце, каждый день видевшее все битвы да битвы, освещавшее все
