Я. М. Ольбрих). Орнамент, как и у М. Эйзенштейна, окружает оконные проёмы в Каса Лео Морера в Барселоне (1905, арх. Л. Доменик и Монтарер), в жилом доме Сен-Сир (Брюссель, 1903, арх. Г. Стровен), и в доме на улице Брюггман (Брюссель, 1899, арх. Е. Пелсенер), и в итальянской вилле Феррарио (1903, арх. С. Гамбини).
Межкультурные влияния западноевропейских стран испытало на себе и течение рижского национального романтизма. Начало ХХ века в России и в ее прибалтийской части – Латвии ознаменовалось общим подъёмом культуры, расцветом так называемого, «серебряного века» в поэзии. Теперь большинство архитекторов стали уделять внимание не декоративному формотворчеству, а поискам рациональной планировки, подбирая к ней средства архитектурной выразительности.
Однако рационалистические изыскания в рижском модерне часто переплетаются с декоративными тенденциями и чёткой грани между старыми и новыми тенденциями в стиле провести трудно. Зачастую здания с внешне старыми элементами спроектированы рациональнее, чем современные на вид сооружения с решением фасадов в стиле модерн. Творчески развивая язык исторических форм, модерн не копирует их, а подвергает свободной стилизации, что придало многим сооружениям модерна своеобразный романтический налёт.
Другой причиной появления нового романтизма в русской и латвийской архитектурах – реакция на материализм и позитивизм в философии, критический реализм в литературе, бескрылую эклектику в архитектуре, желание выразить новую роль личности в историческом процессе. История трактуется как противоборство разумного и стихийного начал (в духе Ф. Ницше), в противовес политическому, классовому началу. Особенно привлекательным для неоромантизма в модерне стало средневековое искусство как источник народного творчества. Это проявилось и в русской и в латвийской архитектуре начала ХХ века: из народного искусства и мира природы модерн заимствует принцип естественности и мир символов, пронизанный иррациональным началом. К примеру, мотив русского терема явно ощутим в здании Ярославского вокзала в Москве (1904, арх. Ф. Шехтель). В рижской архитектуре национального романтизма мы видим элементы народного узора и «живописные пятна» на фасаде дома по ул. Чака, 26 (арх. К. Пекшен, Э. Лаубе, 1905), народный орнамент на здании бывшего Международного кредитного банка по ул. Тербатас, 14 (арх. К. Пекшен и А. Медлингер, 1909) и т. д.
В неоромантическом духе строили дома такие рижские архитекторы как В. Нейман (1900, ул. Бривибас, 55), Я. Алкснис (1909, ул. Бривибас, 76). Рядом с домами латышских зодчих, появляются в неромантичном духе и немецкие – А. Рейнберг (ул. Школьная, 3, 1905), и русские – Н. Проскурин (Дом страхового общества «Россия», по ул. Смилшу, 1/3, 1906), что ещё раз напоминает о широких межкультурных связях рижской и европейской архитектуры.
На рижский модерн оказал большое влияние его немецкий собрат своим рационализмом и вертикализмом, особенно здание универмага «Вертгейм» в Берлине (арх. А. Мессель, 1896). Вертикализм А. Месселя вдохновил рижского архитектора Э. Лаубе
