негромко стукнула дверь, ведущая в комнату с террасы, тихо пискнула половица, и тут же раздались Серегин возглас удивления и Людин приглушенный смех. Затем опять все стихло. Мне стало интересно, и я вышел из своей засады. Бесшумно ступая по траве, я подошел к освещенному окну.
Ставни были распахнуты наружу, и сквозь вертикальную полоску между неплотно задернутыми занавесками я заглянул внутрь.
Серега и Люда стояли и целовались возле стола с книгами.
Они целовались, а я стоял под окном, боясь шелохнуться, словно это я был вор, и не просто вор, а тот, у которого ворсоперник украл дубинку. Стоял и смотрел.
Цикады уже не стрекотали, они долбили окаянными децибелами. Их оглушительный треск сливался с буханьем крови у меня в висках.
Наконец (мне показалось, что прошла целая вечность) они оторвались друг от друга, и Люда, смахнув с лица черные кудри, спросила:
– Еще не ложился?
– Нет, – глухо ответил Серега. – Ждал… тебя.
Было заметно, как он нервничает, даже голос охрип от волнения.
– Врееешь..
– Правда! Было предчувствие чегото.
– Предчувствие… скажи честно, что обалдел!
– Ну, не без этого.
Оба замолчали, ветер чуть пошевелил занавеску.
– Так почему Костян отпустил меня? Скажешь?
– Скажу. Позже.
– А я хочу сейчас! Немедленно. Ну ты, сверхчеловек (она толкнула Серегу в грудь), давай, колись! Я так хочу!
Но Серега уже опомнился от первого изумления, вызванного появлением «ночной гостьи», и вновь взял своеобычный чуть ироничный тон:
– Хм… Я тоже хочу. Но я же жду…
– Смотри, дождешься! Вот уйду прямо сейчас. Обратно к Костяну!
– Не уйдешь.
– Почему это?! Кто меня остановит?
– Ты себя остановишь. И Костян… он… он не любит тебя.
– Ну тыто откуда знаешь? И вообще, мне – наплевать! Я его не люблю!
И добавила зло и резко:
– Чтоб он провалился со своим мотоциклом!
– А кого ты любишь?
– Кого! А ты не догад?
– Нет.
– Нет?!
Щелкнул выключатель, свет погас, и панцирная сетка кровати вздрогнув, затряслась и задрожала. Это было последнее, что я услышал.
Я тихонько вышел за калитку и отправился на пристань, туда, где изпод навеса дребезжала расстроенная гитара, слышались хихиканье и мат, а в сумеречный туман, поверх свежести ночной росы, вплывал едкий сигаретный дымок.
– А, Саня! Здорово, давай к нам! – встретили меня из темноты голоса.
Я подсел к товарищам.
– Пиво будешь?
Я взял бутылку, хотелось забыть и не думать ни о чем вообще, а особенно о только что увиденном.
