align="center">Глава 3. Кити, поэзия и беспредельная глубина
Как можно любить человека? Только бескомпромиссно и с полным самопожертвованием. По-другому любить невозможно. Все остальное – подлог.
Как я любил Кити? Как вообще случилось, что я ее полюбил? Необъяснимый сакральный момент перехода… От решения «попробовать замутить» ради любопытства или, скорее, просто от нечего делать до того, что ради этого человека я готов на всё: бросить курить, пить, есть, ходить, дышать, жить. И ведь это только начало…
Я проводил ее до метро… и полетел. Сверкали огни Москвы, а я летал и купался в них. Низкие синие тучи отражали оранжевый свет фонарей, и я летал в этих тучах. Я летал, сидя в грохочущем вагоне подземки. Я летал на автобусной остановке, ожидая промозглой маршрутки… Я летал, сидя дома на кухне, жуя бабушкин винегрет…, она мне что-то рассказывала о Ельцине и депутатах, а я летал, не понимая ни слова… Я лег спать, и во сне я полетел… полетел по-настоящему… полетел так, как умеют летать птицы, как когда-то умели летать люди – легко и просто. Я полетел в забытое и далекое, в те края, где я когда-то был, где мне было очень хорошо, в те края, где оказаться снова я даже и не мечтал…
И понеслись эти сумасшедшие дни. В моей жизни изменилось всё. Всё было подчинено одному предмету, одной идее: быть с ней, быть для нее, быть ради нее. Мы встречались утром, когда она приходила на работу. Она мне говорила скороговоркой что-то ласковое и смешное, а я украдкой гладил ее пальчики. Потом мы несколько раз встречались взглядами в течение дня. Я смотрел в монитор и писал стихи. И думал о ней. А вечером я сидел у нее. Конечно, в основном мы целовались, но не только… Мы еще и разговаривали. И говорили мы обо всём на свете. Я ей рассказывал о своем: о детстве, о юношеских романтических мечтах, о творческих задумках, о чем-то отвлеченно возвышенном. Но говорила в основном она, и в ее рассказах не было ничего отвлеченного и возвышенного.
До появления в моей жизни этой женщины все разговоры о простых земных вещах казались мне глупыми, скучными и бессмысленными. Я мог с кем-то говорить только о поэзии, об искусствах, о религиях, в общем, только о вечном. Но вскоре, после начала отношений с Кити, я обнаружил, что способен с удовольствием и бесконечно долго слушать рассуждения о модных платьях и кофточках, о крутых иномарках, о кухонных комбайнах и посудомоечных машинах, и даже о каких-то наноодеялах, спать под которыми не холодно и не жарко при любой температуре… Я слушал ее, как завороженный. Мне было интересно абсолютно всё, о чем она говорила. И кто скажет, что это было не волшебство?..
Потом я провожал ее до метро ВДНХ. Мы поднимались из подземки и еще какое-то время о чем-то говорили. Я ее целовал, и она скрывалась в вечернем сумраке. Я смотрел в пустоту, где, словно призраки, появлялись и исчезали какие-то люди, и вдруг, словно опомнившись, поспешно нырял в метро. Мне нужно было успеть вернуться домой не позднее половины девятого, потому что в это время уже звонила она. Иногда долго не было ни автобуса, ни маршрутки, и я еле успевал. Едва я переступал порог – раздавалась
