одеваться, – разрешил Равикович.
Она продолжала сидеть, словно парализованная – с открытым ртом, вжимаясь в гинекологическое кресло, будто оно не медицинское, а фамильное, в котором сидели все ее прапрабабушки, которым сообщали, что они брюхаты.
– Аборт предпочитаете? – поинтересовался доктор.
Она закрыта рот и составила голые ноги коленка к коленке.
– Или рожать будем?
– Да, – ответила Юлька.
– Да – аборт или да – рожать?
– Конечно-конечно…
Она скользнула за ширму, в минуту оделась и выскользнула в прихожую, где дымила гигантской «Явой» Ксанка.
– Ну что, подруга, беременна?
– Ага, – ответила Юлька и вдруг улыбнулась во все лицо, да так солнечно, что Ксанка не выдержала и тоже заулыбалась.
– Знаешь хоть от кого?
– Ага.
Потом Равикович сообщил, что беременности уже недель двенадцать плюс минус одна. По женским лицам понял, что об аборте речи идти не может, а потому объявил, что будет горд сопровождать вынашивание ребеночка такой преприятнейшей особы. На прощание гинеколог снабдил Юльку иностранными таблеточками, сообщив, что теперь тошнить не должно. За все хлопоты подпольщик получил от Ксанки конверт, в котором содержалась сиреневая банкнота достоинством в двадцать пять рублей…
Всю обратную дорогу она улыбалась, словно спасенная от смерти.
– И чему тут радоваться?
Она не отвечала, приоткрыла чуть окошко и подставила свое рыжее лицо ветерку. Зажмурилась от солнышка и дышала жадно…
– Вот дура! – усмехнулась Ксанка, а Чармен согласно кивнул умной головой.
Она весело взбежала на четвертый этаж к своей коммуналке, Ксанка же рассудок не теряла, а потому воспользовалась лифтом.
– От кого? – поинтересовалась, жадно затягиваясь сигаретой, когда они заползли с ногами на тахту.
– Ты не кури, пожалуйста, – попросила она.
– Ага… И не пей! – Сигарету все-таки загасила. – Надеюсь, не от убийцы?
– От него, – призналась Юлька, по-прежнему сияя всем лицом, словно в Новый год. – От целинника!..
– Ужас! – вскинула руками Ксанка. – А если по наследству передастся! – Она попредставляла себе немножечко всякие картинки будущего и еще активнее вскричала: – Ужас!
А для Юльки все стало просто-просто. Она потихонечку спровадила подругу, пообещав, что будет осторожной, что появится в понедельник на работе, будет кушать диетическое и все такое…
А потом она и комнату отдраила до блеска, и белье выстирала; вызвала слесаря и полотера, умолив обоих прийти именно сегодня, а когда все дела были переделаны: пол сиял новой мастикой, вода в ванне сливалась в канализацию водопадом, она приняла душ и долго потом лежала без сна, поглаживая живот, который принадлежал уже не только ей, но и стал географией существа, зародившегося
