style="font-size:15px;"> – И что, у него не было больше желаний?
– Почему, были, конечно. Заработать денег, чтобы переспать с проституткой. Потому он и устроился к Горану. Еще он был фанатом мадридского «Реала» и мечтал посетить финал Лиги чемпионов с участием любимого клуба.
Следователь смотрит на меня весьма сочувственно.
– А дальше?
– Дальше случилось вот что. Горан был двоюродным братом Златана. Прямо в аэропорту его одолели муки совести. Шутка ли – так разгневаться, что задушить собственными руками родственника! Он маялся, не находил себе места – и мы с Дамиром мучались вместе с ним. Он вспоминал, как они вместе с братом ловили рыбу, вместе в детстве строили шалаши из еловых веток, жарили черный хлеб на костре. Кроме того, у него перед глазами, а значит – и у нас всех, стояли образы сотен ни в чем не повинных девушек, обреченных с его помощью на немыслимые страдания. Его, Златана, желания, его страдания, были самыми сильными на тот момент. Маша была в каком-то тупом беспамятстве, бедная девочка, а Дамир – в диком изумлении от того, что с ним происходило. В дьюти-фри мы купили пару бутылок хорошего армянского коньяка, и быстро пили их в зоне ожидания посадки, не стесняясь укоризненных взглядов, не закусывая, из горла. Златан сказал нам:
– Хочу покаяться, изменить свою жизнь.
Мы с Дамиром знали об этом и без его слов, и единственным нашим желанием было сделать это вместе с ним как можно скорее. Но как? Златан знал, как, у него имелся план на этот счет, покаяние было для него связано с человеком в черной рясе, священником, которому он мог поведать о своей жизни, раскрыться, исповедаться – так это делали его родители. Таких из Афин в Тель-Авив летает много, он приметил одного рыжего иеромонаха, бородатого, конечно, пузатого, с носом-картошкой и наивными голубыми глазами, в потрепанном одеянии и стоптанных башмаках, скорее всего, русского. Когда тот направился в туалет, Златан взял у меня Объединитель и проследовал вслед за ним. Скорее всего, он вырвал розетку из стены в том месте, где бреются перед зеркалом над умывальниками, и воспользовался ее проводами – иначе непонятно, где он взял электрический разряд? Фактом является то, что, сидя в зоне ожидания вылета и допивая превосходный армянский коньяк, мы с Дамиром почувствовали, что нас стало больше – желания священника взошли над нами, как сверхновая звезда, и стали нашими, близкими, родными.
Мой следователь вздыхает и, щурясь на лампочку, декламирует:
– Так долго вместе прожили, что вновь
второе января пришлось на вторник,
что удивленно поднятая бровь,
как со стекла автомобиля – дворник,
с лица сгоняла смутную печаль…
Я устал сидеть на стуле, встаю и подхожу к окну. Там, за окном – решетки, маленький дворик, кирпичный забор с колючей проволокой, высохшее дерево, середина дня. Мой следователь не возражает, что я смотрю на волю – впрочем, он понимает: глядеть-то не на что.
Знал бы он, что будет
