Но говорят, к концу месяца похолодает.
– Это бы нам не помешало, – деловито сказал дед и, подняв вверх левую руку со вздернутым указательным пальцем, произнес: – Василий, а мёду будет больше тридцати фляг. Ага-а! Ты можешь себе это представить?
– Столько трудов, сколько вкладываете вы в пасеку, не каждому под силу, – с ноткой восхищения произнес Вася.
Под темной сеткой на лице деда мелькнула довольная улыбка.
– А как же! – согласился дед. – Они ведь как будто все понимают. Не будет для них условий – и продукта не будет. Они ведь труженики. Им помогать надо.
На крыльце появилась бабушка с кастрюлей красной клубники в руках.
– Ах, вы пришли! – воскликнула она. – А мы как раз обед приготовили. Заходите в дом.
– Да нет, что вы, не стоит, – запротестовал Вася.
– Бабушка, мы на минутку, – сказала я. – Жарко, есть совсем не хочется.
– Никаких минуток, – бабушка внимательно посмотрела на нас своим проницательным взглядом. – Поднимайтесь в дом. Я сейчас клубнику домою и приду.
Я посмотрела на Васю и пожала плечами.
– Ничего не поделаешь, – улыбнулась я. – Придется тебе остаться.
Мы поднялись на резное крыльцо, из которого вела дверь в сени, занавешенная от мух белой сеткой, которую раздувал сквозняк. Со стороны кухни доносился частый стук ножа о деревянную доску – мама что-то резала. Пахло свежей зеленью, специями и укропом. В доме было прохладно, двери везде были распахнуты, и сквозняк раздувал светлые занавески на широких окнах. Из сеней направо вела дверь в кухню, с противоположной стороны – на широкую веранду, а прямо находился проходной зал, где стоял широкий дубовый стол у окна, пять стульев, мягкий диван у стены, на которой висел ковер с изображением горы Ай-Петри. Из зала прямо вела дверь в светлую, залитую солнцем просторную переднюю, а оттуда – в три спальни; направо же шла дверь в кабинет, где стоял большой письменный стол, стеллажи с книгами и старый диван начала двадцатого века.
В передней было три больших окна – два были расположены напротив входа и выходили в сад, и одно – сбоку, из которого просматривалась подъездная дорожка. Между окнами, у стены, стоял широкий старый деревянный комод, на котором восседал плазменный телевизор, нелепо смотревшийся на фоне резной мебели девятнадцатого столетия. Напротив него стояли два мягких кресла и столик с вазой. С противоположной стороны располагался темный резной шкаф с застекленными дверцами. В шкафу виднелись рамки со старыми фотографиями, книги и какие-то шкатулки. Справа находились две двери, ведущие в спальни.
Дом был просторный, светлый, минимально заставленный. Благодаря непомерным усилиям бабушки, он сохранил особую энергетику и дух времени своего создания – начала двадцатого века. Его построил еще прадед моей мамы. Поначалу в доме жили родители моего деда, позже он выполнял роль дачи, куда семья приезжала несколько раз в год из Петербурга. Теперь же мои дед
