бумаги, которые вы получили благодаря мне стоят гораздо больше.
– Они потеряют свою ценность, если их не доставят вовремя.
– Не беспокойтесь, я дам вам лошадей. Часа полтора тому в усадьбу прибежало животное, очень большой и сильный конь. Тихон отвёл его в конюшню накормить и дать отдых. Думаю, он и моя Ласточка составят прекрасную пару. Через два часа возок будет готов. Вы попадёте в Краков вовремя.
Мужской голос произнёс слова благодарности, а Стрешнев заскрипел зубами. Его боевого коня, да в возок, как обычную кобылу!
– Encore le champagne [21]?
Я вам сейчас покажу шампанское!
Степан Петрович перехватил палаш поудобнее, и уже собирался ворваться в мезонин, чтобы поквитаться с врагами государства Российского. Но в этот момент снизу послышались приближающиеся шаги, и ему ничего более не оставалось, как спрятаться в тёмном углу.
Вскоре мимо кто-то прошёл, тяжело дыша, в темноте было не разобрать. Раздалось тяжёлое сопение у двери, а затем голос Тихона:
– Ваше сиятельство, Варвара Казимировна!
– Ну, чего тебе, Тихон?
– Тута давешний монах за ворота выехал. На нашем Альбионе.
– А ты куда смотрел, скотина?
– Дык, кто ж его знал? Вроде человек Божий, а на дворе ночь.
– Вы с Евсеем должны караулить через ночь. Нынче, чья очередь?
– Моя, государыня.
– Значит, ты и получишь плетей.
– Премного благодарен, ваше сиятельство.
– Всё! Пшёл вон!
– Тута ещё вот какое дело…
– Ну, чего?
– Давеча человек один в усадьбу пришёл. По виду из благородных.
– Чего несёшь? Какой ещё человек? И где он сейчас?
– Дык, я его блаародие во флигель спровадил, збитнем горячим напоил. А он сбёг.
– Что?! А ты куда смотрел, скотина? Да я тебя…
– Не вели казнить, матушка! Наш он, православный, вот я слабину-то и дал.
– Поднимай Евсея, дурак! Чтобы сыскали мне его, немедля!
– Слушаюсь, государыня!
Тихон, выскочив из комнаты, кубарем скатился по лестнице.
Пришло время появиться на сцене штабс-ротмистру. Он пристегнул палаш к поясу, справедливо полагая, что размахивать им в присутствии дамы недостойно офицера и дворянина.
– Прошу меня простить, господа!
Комната была небольшая, но роскошно убранная. На оттоманке сидел средних лет мужчина, одетый в чёрное платье по парижской моде, в кресле за бюваром, встроенным в письменный стол, женщина лет тридцати в кружевном чепчике и домашнем платье.
Оба воззрились на Стрешнева. Впрочем, недолго. Мужчина сделал едва уловимое движение, откинув фалды своего сюртука, и потянувшись рукой к голенищу сапога.
В руке у штаб-ротмистра, будто у фокусника появился пистолет.
– Je ne conseille pas [22]! – бросил он.
– Certes,
Ещё шампанского? (франц).
Я не советую! (франц).
