формы растений связаны с растениями, а формы животных – с мясом и кровью животных. Один и тот же дух должен одушевлять судебный процесс и законы, ибо процесс есть только форма жизни закона, следовательно, проявление его внутренней жизни»160.
Этот тезис, приводимый практически всякий раз, когда речь заходит о связи материального и процессуального (уголовного) права, на долгие годы определил доминирующую позицию в советской процессуальной литературе161 и до сих пор оказывает влияние на некоторых современных авторов162;
– средства и цели. Концепция соотношения уголовного права и процесса как цели и средства получила довольно широкое распространение. Ее представителями были П. Д. Калмыков, А. С. Лыкошин163 и др. Среди более поздних авторов, рассуждающих в подобном русле, можно назвать Н. С. Алексеева, Л. Д. Кокорева, В. Г. Даева, А. Д. Прошлякова, С. П. Ефимичева, П. С. Ефимичева, А. В. Попова, В. В. Сверчкова, В. Т. Томина, А. Б. Чичканова, З. В. Макарову164 и др.
Согласно второму подходу материальное право и процесс хотя и имеют генетическую связь, однако при этом обладают частичной самостоятельностью. Данный подход, как и первый, базируется на признании взаимозависимости уголовного материального права и процесса, но реализует, тем не менее, попытку учесть случаи их раздельного осуществления:
– ограниченная самостоятельность материального права. Согласно этому воззрению (все также признающему только легализованную реализацию норм материального уголовного права) проявляется в том, что при определенных условиях оно может функционировать и автономно. В частности, таково мнение В. П. Божьева, полагающего, что из факта обусловленности бытия уголовного процесса необходимостью реализации норм уголовного права вовсе не следует, что он есть универсальная и единственная форма такой реализации. Уголовный закон, по его мнению, может реализовываться и вне уголовного процесса, когда гражданами добровольно выполняются его предписания165. Разделяют (разделяли) эту позицию и другие авторы, в том числе и общие теоретики, и теоретики уголовного права, и процессуалисты (например, Ю. К. Якимович, А. В. Ленский, Т. В. Трубникова, В. Д. Филимонов, Д. Ю. Гончаров, А. А. Васильченко, И. С. Крамской166 и др.);
– ограниченная самостоятельность уголовного процесса усматривается в том, что он, продолжая быть прежде всего проводником, средством или формой карательной власти государства, наряду с этим, обслуживает и иные цели: защиту прав личности, ограждение невиновного от наказания, возмещение вреда и проч. (например, Н. М. Кропачев, В. Н. Шпилев, И. С. Крамской, З. В. Макарова, А. С. Барабаш, З. Л. Шхагапсоев, В. А. Горленко, А. Г. Гурбанов, И. Н. Кондрат, Н. Н. Михайлов167 и др.). «Сводить взаимоотношения уголовного и уголовно-процессуального отношения только к схеме “форма-содержание”, – пишет М. Н. Белов, – значит, значительно упрощать сущность раскрываемых понятий»168. Это воззрение покоится на осознании некоторого разрыва между уголовно-правовыми
