и, выпив его, слышу, как звонят в дверь. Выругавшись, встаю – я готова сбежать в любой момент, если это явился Эрик. Уловив мое настроение, отец идет открывать. Через пару секунд он с улыбкой на губах возвращается один и что-то ставит на стол.
– Это тебе, смугляночка.
Все смотрят на меня в ожидании, когда я распакую огромную бело-золотую коробку. В конце концов я сдаюсь и открываю ее. В тот момент, когда я снимаю верхнюю упаковку, в кухню входит племянница и вскрикивает:
– Сладкий футбольный стадион! Какой кла-а-ассный!
– Думаю, кое-кто хочет подсластить тебе жизнь, дорогая, – подшучивает отец.
Разинув рот от удивления, я рассматриваю футбольное поле. На торте повторили каждую деталь. Есть даже трибуны со зрителями! А на табло по-немецки написано: «Ich liebe dich» («Я тебя люблю»).
Сердце бьется как сумасшедшее. Я не привыкла к подобным штучкам и даже не знаю, что сказать. Он меня совсем сбил с толку, он сводит меня с ума! Тут я начинаю рычать, но сестра уже оказалась рядом со мной. Она осведомляется:
– Ты же не собираешься его выбрасывать?
– Кажется, собираюсь, – отвечаю я.
Между нами становится племянница и, подняв палец, говорит:
– Те-е-етенька, ты не можешь его выбросить!
– Почему это я не могу его выбросить? – сердито спрашиваю я.
– Потому что это очень красивый подарок от дяди и мы должны его съесть.
Я улыбаюсь при виде ее шкодливого лица, но с моих губ моментально слетает улыбка, когда она добавляет:
– К тому же ты должна его простить. Он этого заслуживает.
– Заслуживает?
Лус утвердительно кивает.
– Когда я повздорила с Алисией из-за фильма и она назвала меня глупой, я очень разозлилась, правда ведь? – напоминает мне племянница, и я соглашаюсь. И эта умница продолжает: – Она попросила прощения, а ты спросила у меня, была ли моя злость намного важнее, чем то, что я потеряю свою лучшую подругу. Поэтому я тебе говорю то же самое, тетя. Ты настолько сильно злишься на дядю Эрика, что не можешь простить его?
Я поражена словами, которые только что сказала малышка. Тут вмешивается отец:
– Смугляночка, мы рабы своих слов.
– Это точно, папа, и Эрик тоже их раб, – заявляю я, вспомнив все, что он мне наговорил.
Племянница смотрит на меня в ожидании ответа. Она совсем ребенок, и я не должна об этом забывать. Именно поэтому, собрав остатки спокойствия, я тихо отвечаю:
– Лус, если хочешь, можешь съесть это футбольное поле сама. Я тебе его дарю, договорились?
– Ух-тышка! – хлопает в ладоши малышка.
Все мои родные улыбаются, а у меня земля уходит из-под ног. Почему никто из них не пытается меня понять? Они знают, что мы с Эриком разошлись, хотя никто кроме сестры не знает, что это произошло из-за женщины. Честно говоря, даже ей я не открыла всех подробностей. Если бы Ракель или кто-нибудь еще узнал подоплеку нашей ссоры, они бы просто сошли с ума!
К десяти часам я иду в паб. Пора на работу. Но когда
