хочешь выкупить, глаз? Что предложишь взамен? Деньги? Ох, вряд ли…»
Вдали рассмеялись колокольчики:
…душу он свою принес
В нашу компанию, к Маржолен…
Душу? Договор, подписанный кровью… Бред! Поповские сказки, как сказал бы капитан Гарибальди. У Грядущего интересы покрупнее, чем душа Огюста Шевалье. Что у нас есть в залоге?
Бумаги Эвариста Галуа?!
…вместо ответа на остров упал буран. Скрежеща шестернями, нуждающимися в смазке, метель увлекла Огюста прочь. Сквозь звон мириада комариных стай пробился далекий голос Переговорщика:
– Я не прощаюсь, да?!
– Чтоб я сдох… – ответил Шевалье, сидя перед зеркалом в каюте «Клоринды».
3
День Троицын проходит,
Миронтон, миронтон, миронтень,
День Троицын проходит,
Мальбрука не видать…
Звезды затаили дыхание.
В опере небес сегодня был аншлаг. Кто сверкал лорнетом в партере, кто – бриллиантами в ложах, а самые скромные, безденежные звездочки – белозубой усмешкой на галерке, над побережьем Испании. Нечасто светилам удается насладиться столь дивным баритоном. Куда как чаще с кораблей, плывущих в Бискайском заливе, слышна брань матросов и проклятия боцманов. Бывает, кого-то за нерадивость секут на корме, и тогда благость летнего вечера нарушается воплями бедняги.
Короче, надо ловить момент.
Мальбрукова супруга,
Миронтон, миронтон, миронтень,
Мальбрукова супруга
На башню всходит вверх…
Князь Волмонтович взял паузу, набрал полную грудь воздуха – и разразился таким дивным «бархатом», что экипаж «Клоринды», даром что из Италии, где каждый лодочник – премьер-тенор, шепотом выругался от восторга.
Mironton, mironton, miron-taine!..
Ветер зааплодировал в парусах. Продувная бестия во время плавания вела себя наилучшим образом, стараясь не мешать концертам. Моряки шептались, что Волмонтович – колдун и песнями накликивает хорошую погоду. Это лишь способствовало популярности князя.
Вода, днем – лазоревая эмаль с редкими вкраплениями травянистой зелени, похожими на лужайки в Булони, к ночи превратилась в уголь. Кое-где белели гривы пенистых гребней. Стайка дельфинов играла в волнах форштевня – они кувыркались, изгибая маслянисто блестящие тела, взлетали в воздух и вновь уходили на глубину, подняв фонтан брызг.
Со стороны Бильбао, дальним концом упираясь в отроги Кантабрийских гор, был хорошо виден мост радуги-»полуночницы». Команда уверяла, что это в Бискае – обычное дело. Впрочем, никто не знал, к добру знамение или нет, и споры унимал лишь вокал князя.
– Мальбрук? – капитан Гарибальди склонился к уху Шевалье. – Это ваш национальный герой? Rivoluzionario, да?
Огюст еле сдержал улыбку.
– Нет, синьор Джузеппе. Герой песни – англичанин.
– Англичанин? О, я понимаю! – борец
