их мысли. «Калека ничего не отнимет у нас, – думали они. – Может быть, в нем что-то и есть, но ни одна девушка не посмотрит на одноногого. А если посмотрит, то ее отец быстро отобьет у нее охоту. Это по-прежнему все тот же Энтони Флетчер, убивший своего брата в доках, когда со стапелей сошла «Мэри Роуз». Он по-прежнему неприкасаемый, по-прежнему ходит с палаческой удавкой на шее».
Энтони знал это. Он вложил стрелу в колчан, принес его Сильвестру и еще раз коснулся плеча друга. Затем засунул руки за пояс и побрел прочь с площадки, беззаботный, как никто в этом мире. Сделав три шага, он поднял голову и посмотрел в лицо Фенелле. Она спряталась под защиту леса, а затем улыбнулась и протянула к нему руки.
На берегах канала уже не первый месяц шло строительство. Король Генрих ужасно разочаровал молодежь своей страны, когда заключил мир с Францией. Однако сейчас он приказал заменить деревянные укрепления своего портового города Портсмута каменными и тем самым подал новую надежду. Портсмут находился напротив французского побережья, отделенный от него лишь узкой полоской пролива. Этот город был словно создан для войны.
Если король приказывал возводить башни и стены, это могло означать лишь то, что мир будет длиться недолго. Священная Римская империя воевала с Францией уже больше года, и многие надеялись, что вскоре на стороне императора выступит и Англия. Молодые люди, которым не терпелось заполучить шпоры, дрожали в предвкушении, словно лошади в стойле.
Фенелле и Энтони пришлось долго искать, прежде чем они нашли бухту, где грохот молотов и скрип лебедок не заглушал бы их любовные перешептывания. Ветки ивы защищали их от взглядов, а за ивой росла огромная, в три человеческих роста черешня. Заслышав голоса, молодые люди прятались в кроне дерева, на ветках которого они обычно устраивались. Со временем они научились целоваться досыта, да так, чтобы ни одна ветка не скрипнула.
Но сегодня они были одни, и погода стояла достаточно теплая, чтобы сидеть на траве. Когда они нацеловались и решили передохнуть, Фенелла прислонилась к иве, а Энтони вытянулся на спине, положив голову ей на колени. Она убрала волосы с его лица, с аккуратностью, которой всегда добивалась ее мать, когда сажала девушку вышивать, и пришла в восторг от сплетения тонких жилок у него на виске. Иногда юноша улыбался, когда Фенелла гладила его, а если не делал этого, она принималась его щекотать, пока у него не оставалось иного выхода. Щекотно ему было везде. Под подбородком, на талии и в тех местах, о которых приличной дочери вдовы чиновника и думать было нельзя.
Ему было хорошо, и за это она благодарила его. Иногда по лицу она видела, что у него болит голова, хотя он прикладывал максимум усилий, чтобы не подавать виду. Порой Энтони сидел в траве, наклонившись вперед, прижав ладони к вискам, как будто пытаясь выдавить боль из головы. Но ей нельзя было помогать ему, она должна была отводить взгляд, словно ничего не замечая.
Сегодня ему было хорошо как никогда. Первые цветы тимьяна, росшего меж кустиков травы,
