стране был человек, способный это сделать, я бы умолял его взять тебя в обучение, даже если бы это было последнее, что он смог бы сделать.
– Я знаю, – ответил Энтони. Спасибо он не говорил никому, но сэр Джеймс и так знал, что он имел в виду.
– Если тебе нужны деньги…
Энтони покачал головой.
– Без денег ты никуда не сможешь поехать.
– Я найду способ.
Он поднял зацелованные веки и посмотрел на Фенеллу своими ясными глазами. Судя по всему, он нашел способ. Он уйдет.
«Я не стану плакать, – поклялась себе Фенелла. – Только не при нем. Я не скажу ему, что я понятия не имею, как это сделать: жить без него».
– Фенхель?
Фенелла кивнула.
– Неужели ты хочешь, чтобы я просил у тебя прощения?
– Ах, замолчи, – ответила Фенелла. – Куда ты едешь?
– В Геную. Меня берет с собой мастер, чинивший обе торговые галеры. Королю стоило бы построить себе такие галеры для войны.
– Мы говорим сейчас не о галерах, Энтони.
– Нет. Боюсь, что нет.
Она должна была догадаться. В начале весны он с горящими от восторга глазами рассказывал ей, что генуэзский мастер позволил ему работать с ним. В качестве подмастерья, не получавшего за работу ни единого пенни. Но Энтони был равнодушен к деньгам. Ему важно было лишь то, что этот человек не спрашивал, как его зовут.
– И когда же? – произнесла Фенелла, заставив себя задать вопрос.
– Завтра.
Ей пришлось взять себя в руки, чтобы не ударить его. Хотя он никогда не скрывал, что корабли для него превыше всего, нельзя вести себя так, словно то, что между ними было, ничего не значит. Отец Бенедикт мог поднять на него руку, но любили его только Фенелла и Сильвестр, и, возможно, не будь их, он сломался бы под грузом ненависти всего города. Они никогда не требовали благодарности, но сейчас гневные слезы затмили ей взгляд. Она схватила его за волосы и принялась трясти. Потом отпустила.
– Закончила, Фенхель?
– Замолкни, Энтони. Если ты скажешь: «С тобой было мило», получишь пощечину, которую не забудешь до конца своих дней.
– Неужели ты действительно считаешь, что я способен на это?
– Сейчас мне не приходит в голову ничего, и я действительно не знаю, на что ты способен. Так что просто ничего не говори, ладно?
– Нет, – сказал Энтони, скатился с ее колен и присел рядом. – Я не умею, Фенхель.
– Что ты не умеешь?
– Извиняться. Благодарить. Никого. Ты же знаешь это. Или не знаешь?
– Да, да, да. Я все знаю, поэтому можешь убираться с моего благословения. – Она уставилась в траву. Под сенью ивы, там, где ее не выбелило солнце, травинки были нежны и зелены, словно весна еще не закончилась.
– Я люблю тебя, – сказал Энтони.
Фенелла схватилась за сердце, ей показалось, что оно сейчас остановится.
– Что
