узкой дорожке. Даже немного расстроилось – восторг был гораздо скромнее, чем тогда, хотя с Дамой мы выглядели значительней. Но она вдруг раскинула руки и сильным, глубоким голосом заговорила:
Все разошлись. На прощанье осталась
Оторопь жёлтой листвы за окном,
Вот и осталась мне самая малость
Шороха осени в доме моём.
Выпало лето холодной иголкой
Из онемелой руки тишины
И запропало в потёмках за полкой,
За штукатуркой мышиной стены.
Если считаться начнем, я не вправе
Даже на этот пожар за окном.
Верно ещё рассыпается гравий
Под осторожным его каблуком.
Там, в заоконном тревожном покое,
Вне моего бытия и жилья,
В жёлтом, и синем, и красном – на что ей
Память моя? Что ей память моя?..
Она читала стихи!
Стихи великолепные!
Да и читала она прекрасно!
В первый момент, ещё не до конца понимая, я замерло, прислушиваясь. Но потом… Потом распустилось, словно цветок!
Слова, идущие из сердца моей Дамы, завораживали. Зал затих, боясь лишний раз вздохнуть. И тогда я осознало, что наша встреча с Дамой совсем не случайна! Что непонятная симпатия, потянувшая меня к ней, вызвана моим предназначением! Я больше не вещь, которая служит только украшением. Я – помощник! И должно начать помогать своей Даме прямо сейчас, в эту самую минуту. Должно доказать, что я действительно создано руками Мастера, а не просто ношу его имя на Знаке!
И я сделало всё, что могло!
Изящно, не слишком сильно, но так, чтобы это было уместно и красиво, отворачивало кружево на рукавах, когда Дама поднимала руки. Удерживало бисерные нити от чрезмерного раскачивания, когда она, волнуясь в особенно эмоциональных моментах, начинала часто и глубоко дышать; и при каждом удобном случае, живописно перекладывало складки на юбке, чтобы они, почти незаметно, перетекали одна в другую.
Это было прекрасное ощущение своей нужности! Когда Дама замолчала, на мгновение повисла тишина, а потом зал просто взревел! С перепугу я даже пошло морщинками на боках, но быстро расправилось. Нельзя! Теперь нужно было следить за собой особенно внимательно.
Впрочем, моя Дама вряд ли что-то могла заметить. Счастье переполняло её настолько, что совсем ослепило. В результате, мы едва не налетели на жуткий гвоздь, торчащий из разрисованной стенки на краю сцены. Хорошо, что торчал он не слишком высоко, и я смогло подкинуть подол. Чуть выше и – всё! Я получило бы смертельную рану, которую вряд ли бы залатали…
А потом был приём в том же самом театре. Мою Даму все поздравляли, говорили ей комплименты. И чаще всего слышалось: «Ах, как вы преобразились! Что за чудесное платье? Откуда? Оно вам так идёт… Что вы говорите? Неужели от Мастера? Великолепно! И читать вы стали совсем, совсем
