блуждание души…Вы спрашиваете, почему я её оставило? Ах, это какая-то глупость! Недоразумение! Какая-то страшная нелепость..!
Как-то раз, после выступления, моей Даме позвонили. Она что-то радостно закричала в трубку, а потом стала лихорадочно собираться. По дрожи в теле я догадалось, что случилось что-то очень хорошее и очень значимое для неё, и тоже обрадовалось. Не переодевшись, Дама накинула на меня пальто, побежала к машине, а по дороге всё время нетерпеливо постукивала рукой по рулю и бормотала: «Свершилось, свершилось! Наконец-то всё сбывается! Лучше поздно, чем никогда…».
Что сбывается, я так и не узнало. Мы вдруг как-то страшно, дергано, с грохотом и звоном, остановились. Руль безжалостно вдавился в бисер, ломая его. И, вместе с этим стеклянным хрустом, я услышало другой, более страшный хруст… А потом – холод. Тот самый, уже знакомый холод, будто висишь на незнакомой вешалке, неизвестно где… Снова бегали какие-то люди, но меня не сняли. Положили на землю вместе с Дамой, ставшей вдруг абсолютно незнакомой. Потом куда-то перенесли, долго везли в странной машине без окон и, наконец, сняли, но в жутком, безобразном месте!
Вы знаете, я так долго старалось это забыть. Не хотело ничего помнить. Но остались шок, какое-то мелькание, все вокруг почему-то голые… А потом я уже лежу на облезлой лавке, рядом с пальто, бельём и туфлями моей Дамы, и грубые мужские руки ворошат нас, говоря: «Посмотри, тряпки вроде неплохие – может чего и пригодится. Ей-то больше уже не нужно…».
Тряпки!!! Вы представляете! Впервые в жизни меня назвали тряпкой! Большего оскорбления я себе представить не могло. От ужаса даже не разобралось толком, кто меня забрал. Только услышало, что «пальто сильно испачкано кровью – не отчистишь. А вот это платьице ещё можно постирать…».
«Это платьице»! Господи, неужели, про меня?! Простите, до сих пор волнуюсь. Думало, что никогда не стану вспоминать, но вот, вспомнило, и словно заново всё пережило…
В тот день со мной впервые действительно случилось что-то очень плохое. Притом, сразу так много… И, представьте, после всех потрясений, меня везли к новому месту жизни в простой сумке! Да, меня свернули, а не бросили комком, как на той лавке, но в СУМКЕ! Вот просто так, без коробок, без прокладывания бумагой, неудобно заломив один из рукавов. И ехали мы не в машине, а в огромном вагоне, битком набитом людьми и ужасными запахами. Знаете, как было страшно! Но самым ужасным во всём этом было, сидящее, как забытая булавка, сознание, что больше уже не будет в моей жизни ни Владелицы, ни Дамы, ни бережной заботы – их обо мне, а моей – о них…
Впрочем, относительно последнего я, кажется, горевало зря. Новая Хозяйка к вещам относилась бережно, как могла. Комната, в которую она меня принесла, была совсем крошечной, но довольно уютной. На столике – скатерть, на окнах – кружевные занавески, и даже цветы в вазе. Правда, уже подвядающие.
Хозяйка разложила меня на выцветшем покрывале, осмотрела и, заметив имя Мастера, тихо ахнула… Что ж, по крайней мере оно было ей знакомо. Но на свету, распрямившись, я вдруг осознало,
