сюрпризе.
Из дневника
«Владимир Соловьев: «Истина, как живая сила, овладевающая внутренним существом человека и действительно выводящая его из ложного самоутверждения, называется любовью. Любовь, как упразднение эгоизма, есть действительное оправдание и спасение индивидуальности».
Так ведь потом, живя со Стасом, я и пробовала уходить от эгоизма, уважая и поддерживая его стремление писать стихи, чтобы помочь ему утвердиться в самом основном и столь необходимы для жизни мужчины искусе Эроса – влечению к истине, добру и красоте, залогу «могучего стремления к бессмертию», а он… А он бросил писать. И смолк в нём тот самый «демоном, одухотворяющий», который так прельщал меня. Вот тогда-то и начались наши семейные драмы… как и у Линки.
«Стас обедает… А я рядом, на нашем диванчике кухонном, поджав под себя ногу, сторожу молоко на плите. Еще не кипит?.. Эти мои короткие «спортивные» брючки никак не дотягиваются до носков!.. И скоро ль закипит? Нет ещё. Ну, тогда успею так это запросто, вот на этой одной ноге, и бухнуть ему всю правду-матку:
– А почему я должна приходить к тебе по первому твоему желанию? – Молчит. Ну, тогда вперед! – Вот если бы ты был в состоянии обеспечить семью, чтобы жена не работала… – Не вскинется ли? Нет, проглотил вместе со щами, но насторожился. – А, впрочем, подчинилась бы и тогда? – Усмехнулся саркастически. Но молчит. Обнаглеть? Ага. – А так… Лямку быта тяну почти одна, зарплаты у нас с тобой равные, так что ж и подчиняться-то еще буду… в этом?
Поднялся. Подошел к раковине. Моет тарелку. Кажется, вымолвить что-то собирается:
– Не христианский у тебя подход к идее семьи, совсем не христианский.
Во как. Ну, зачем он – о «христианском подходе» и дальше? Ведь не получит поддержки… да и молоко как раз… Но домыл и чашку. Потоптался. Ушел к себе.
Что будет дальше?»
А дальше было всё хуже и хуже, пока… Но нет! Не хочу больше о том, что было, лучше попробую написать о поездке в Коктебель, к Волошину.
«Иду к дому Волошина…» Кажется, у него есть строки о доме: «Мой дом открыт…» Или раскрыт? Может в моём томике оно есть?.. Нет, нету. Ладно, вернусь домой и по Интернету найду. «Но почему во мне – робость? Дворик, его бюст и ни-ко-го! Но вдруг – женщина: „Вам открыть дом?“ И уже не робость, а только волнение…»
А что еще там видела? Его книги, фотографии Сабашниковой. А ведь у него есть посвящения ей, хорошо бы сюда – хоть одно… Нет, писать о Волошине без его стихотворений нельзя, а поэтому… Напишу-ка дома.
– Ах, Линка, ты заставила меня поволноваться. Неужели нельзя было раньше…
– Раньше не получилось, – пританцовывая и с неувядающей улыбкой она прошла к своей койке, присела. – Прости.
– Всё прощалась и прощалась со своим красавцем, да? – попробовала пошутить. – Но она, всё так же улыбаясь, не ответила, а я, не остыв от чтения дневниковых записок, зачем-то попыталась подсунуть
