Его глаза были темны, взгляд напряжен и сосредоточен на мне. Он наклонился вперед, от его скуки не осталось и следа.
Я скривилась, услышав, как из кухни выбегает отец, чтобы узнать, в чем дело. Посмотрев в его сторону и наткнувшись на его взгляд, я испытала ужас, догадываясь, какую ошибку совершила.
Смертельную.
– Простите, – громко сказала я, не обращаясь ни к кому конкретно.
– Что произошло? – спросила Брук, подбежав ко мне и так крепко схватив за руку, что от пальцев отлила кровь. – О чем она говорит? Ты ведь не смотрела, правда?
Я взглянула на нее, все еще не в силах ответить или даже вздохнуть.
Я слышала доносившийся из ресторана спокойный и ровный – очень дипломатичный – голос матери девушки. Мой отец молчал, остальные звуки тоже стихли. Я хотела послушать, о чем она говорит, но двери были закрыты, а в ушах громко стучала кровь.
Брук еще крепче сжала мою руку, округлившимися глазами ища ответ на моем лице.
Внезапно женщина замолчала, и мы обе повернулись к дверям.
Наступила долгая тишина; казалось, мое сердце вот-вот разорвется. Каждый удар отдавался болью; я говорила себе, что этого не может быть, что я не могла совершить такой ужасный промах. Конечно, меня не простят. Родители так старались научить меня, так упорно внушали важность никогда не путать один язык с другим… Никогда в жизни не нарушать правил.
Но это случилось. Я ждала, вынесут ли мне смертный приговор.
Наши с Брук пальцы сплелись воедино, дверь распахнулась, и мы увидели серьезное лицо отца, смотревшего на наши руки.
Пока конфликт не разрешился, мать вывела Анджелину на улицу. Ей не хотелось, чтобы моя сестра слушала, о чем они говорят.
– Что? – сдавленно выдохнула Брук. – Что она сказала? Что они решили? – Ее ногти впились в мою ладонь.
Отец смотрел на меня, и я почти слышала его укоризненные мысли, чувствовала его разочарование. Однако это не был взгляд, которым смотрят на человека, отправляющегося на виселицу, и комок в моей груди начал постепенно ослабевать.
– Они не будут на тебя заявлять, – ровно произнес отец, и я подумала, сознает ли он, что все еще говорит на англезе. – Они считают, что девушка ошиблась, что она была расстроена, поскольку ты пролила воду.
– Но я не…
Под его тяжелым взглядом я оставила попытку оправдаться. «Не смей мне лгать», – говорили его глаза. И он был прав. Я замерла в ожидании.
– Тебе повезло, Чарлина. На этот раз никто не понял… – Теперь пришла его очередь сдерживаться – рядом со мной стояла Бруклин. Бруклин не знала, что я умею делать. В конце концов, он вздохнул и заговорил уже на паршоне, смягчив голос. – Девочки, вы должны быть осторожнее. – И хотя обращался он к нам обеим, я знала, что его слова адресованы исключительно мне. – Всегда.
– Чарли, это первый клуб, о котором мы слышим за многие недели. Туда просто нельзя не сходить.
Я
