Если б я могла объяснить, почему так хотела уйти, она бы меня простила, однако я молчала. Даже моя лучшая подруга не должна была знать о моей способности… о том, что я понимаю любой язык, который слышу.
Оказавшись на западе города в родном районе, где обитали торговцы, я решила отправиться прямо домой. Родители узнают, что я ходила развлекаться, а не гостила у Брук, но ее молчаливый взгляд, направленный прямо, ясно давал понять, что прощать меня она не собирается. По крайней мере, не сегодня.
Однако я не жалела, что заставила ее уйти. Даже следующим утром, в свете нового дня, я была уверена, что поступила правильно.
Вчера я слышала слова Клода, и в них было что-то неправильное…
Почему никогда раньше мне не встречался этот язык? Как такое возможно? В свете угрозы революции, питавшей свои силы за счет окружающих стран, которые надеялись воспользоваться слабостью нашей защиты и невыгодным положением королевы, границы Лудании закрылись, а все иностранцы обязаны были покинуть страну. Туристических паспортов давно уже не выдавали.
Однако я слышала все региональные диалекты термани, паршона и англеза, знала все их интонации, модуляции и ритмы. По крайней мере, так мне казалось до вчерашнего вечера.
Теперь я услышала что-то новое.
Но почему я так уверена, что не должна слышать этот язык?
Невозможно было не думать о том, кто такие Клод и его друг. Шпионы? Революционеры, говорящие на тайном наречии? Кто-то еще хуже?
Эти вопросы и странное звучание нового языка не давали мне уснуть почти всю ночь, преследуя даже во сне.
Но было и другое, что занимало мои мысли и о чем мне не следовало думать. Темно-серые глаза, мягкие губы, дерзкая улыбка.
Я старалась убедить себя, что это глупо, но всякий раз, когда я пыталась выгнать его образ из головы, он находил дорогу обратно.
Следующим утром я с облегчением увидела Бруклин, ждавшую меня на нашем обычном месте. Только я собралась улыбнуться, как поняла, что она делает вид, будто меня не замечает. Арон еще не пришел, нас было только двое. Я осторожно приблизилась, не зная, как заговорить о вчерашнем вечере.
– Привет, – нерешительно сказала я, жалея, что больше не с чего начать.
Брук стояла, скрестив руки на груди и бросив у ног сумку с книгами. Однако, несмотря на ее возмущенную позу, я знала, что она колеблется. Зачем бы тогда ей приходить?
Она дернула щекой, не желая признавать мое присутствие.
– Ну, хорошо, – вздохнула я, понимая, что первый шаг придется делать мне, и досадуя на горький вкус своих извинений. – Бруклин, прости. Я знаю, тебе понравился этот Клауд. – Я намеренно произнесла имя таким образом, надеясь разбить ее непробиваемую скорлупу. Но у меня ничего не вышло: она продолжала смотреть вверх. – Мне трудно это объяснить, просто трудно, – продолжила я. – В них было что-то… странное. Что-то, что меня насторожило. – Яснее выразиться я не могла, но теперь она начала постукивать ногой по земле. Она меня слушала, и это было
