в стене, через которую пролез, он пробирался меж могил, уж больше не заглядывая в склепы. Видимо он не прошел еще и половины мысленного круга, когда почувствовал, что в восприятии его чего-то изменилось. Как проявление своей охранной самости, которую тогда еще невнятно различал в себе, не представляя её полной значимости, в тот раз он это испытал впервые. Суровое лицо отца, каким он никогда того не знал, – как лик ветхозаветного Еговы, со всех сторон, как бы напутствуя, глядело. И этот, созданный его ослабшим духом образ – выручал, вновь наполнял решимостью и силой.
Раздумывая, ни повернуть ли сразу же обратно, сквозь занавесь плакучей ивы метрах в четырех между могил он заметил женскую фигуру. Кладбище тут опускалось к балке, и на склоненных до земли ветвях была медвяная роса. Возможность встретить здесь кого-нибудь была такой ничтожно малой, что он с захолонувшим сердцем замер посреди тропы. Рядом было повалившееся высохшее дерево, из-за трухлявого ствола которого, в покрытых паутиной зарослях, как через щель в замочной скважине, смотрел оплывшим глазом чей-то барельеф. Бывшие за ним захоронения проглатывала чаща. До слуха донеслось, как где-то с хрустом обломилась и упала, шаркая по листьям, ветка; трель соловья, которая немного скрашивала запустение вокруг, оборвалась и в отдалении лишь перекрикивались скриплым рэкающим звуком сойки. Могила перед ивой и ольхой за ней, с еще не потемневшими сережками, была цветущим островком среди разросшейся крапивы и бурьяна. Шагнув поближе, он раздвинул липкие метелки.
Вьющиеся волосы скрывали плечи девушки; всецело поглощенная своим занятием, она не слышала его шагов, как изваяние, с руками сжатыми в замок сидела на траве. У валуна-надгробия, среди разложенных тюльпанов лампадкой теплился перед киотом огонек. Это был свечи огарок: на деревянном, с потеком воска кругляше, та вся почти уже растаяла и догорала. От поднятого им будто ветерка остренькое пламя всколыхнулось, пыхнуло дымком и сжалось на увечном жгутике в горошину. Девушка прикрыла фитилёк ладонью, под пробивавшимся через ольху лучом блеснуло бирюзой кольцо. Нагнувшись, она что-то прошептала. Но тут же ее плечи вздрогнули, она, тихонько вскрикнув, обернулась. И он увидел в шалаше волос лицо, прелестно юное и гордое.
– Skąd pan tu? откуда вы?
Помедливши, его рука сняла с головы десантный берет с кокардой.
Так, перед могилой, – она у камня, на высаженном подле клевере, а он по-прежнему в своей засаде, они и познакомились.
Анжела была из Кракова, оканчивала школу там, – «liceum ogólnoksztaƚcące», как она сказала, все еще опасливо поглядывая с корточек и сразу же забывчиво переходя на свой родной язык. Но он не должен удивляться, увидев ее здесь, добавила она с серьезной миной, как оправдываясь: сейчас занятий нет, в лицее летние каникулы!
– Wakacje, rozumie pan?
Он подтвердил, что «разумеет». Затем, где,
