Удары костяшек гулко раздавались по притихшему участку. Егоркин, возвращаясь из столовой, обычно присоединялся к болельщикам и вместе с другими подшучивал над проигравшими. Маркин играл неплохо, азартно и кричал больше всех, когда выигрывал. Зато, когда оставался «козлом», над ним подшучивали даже во время работы: окликали его и поднимали над головой два растопыренных, как рога, пальца.
– Ничего, подождем до завтра! – отвечал он на шутки сборщиков.
Маркин всегда долго переживал проигрыш. Все это знали, поэтому и подсмеивались над ним.
Егоркин в столовой ел неторопливо, по сторонам не смотрел и не видел, как к нему подошла Галя Лазарева.
– Приятного аппетита! – услышал он рядом с собой женский голосок.
Ванек поднял голову, увидел Лазареву, смутился, растерянно закивал и, пытаясь ответить, поперхнулся, закашлялся, еще больше смущаясь.
– Спасибо! – наконец выдавил он из себя.
Лазарева, глядя на него, тоже стушевалась и поспешно спросила:
– Вы Егоркин?
– Да…
– А-а. Я вас видела у секретаря, – вспомнила она. – У вас тогда синяк под глазом был. Помните?
– Помню, – ответил Ванек, стараясь угадать, что ей от него надо. Ну и видок, наверное, у него сейчас.
– Драться любите?
– Люблю. Я боксер! – вызывающе ответил Егоркин, сам не зная, для чего он это брякнул. Какое ей дело, любит он драться или нет.
– Да-а? – с уважением в голосе протянула Лазарева. – А что же вы Викентьеву не сказали? Он же спрашивал… И стихи пишете?
– Ка-кие стихи? Я их сроду не писал…
– Как же… Мне Володя стихотворение передал. Говорит, что вы написали!
– А-а! Это я так… баловался.
– Я за комсомольскую печать в цехе отвечаю. Володя просил, чтобы мы стихи в стенгазете напечатали, но об этом уже в «прожекторе» было… Я хочу попросить вас заметку написать. О другом.
– Заметку? О чем? – Теперь Егоркину стало ясно, почему Лазарева обратилась к нему, и он успокоился.
– Напишете? – спросила Галя и заговорила быстро, словно опасаясь, что Егоркин передумает. – О своих первых впечатлениях, о нашем цехе, обо всем, что понравилось, и что не понравилось у нас. Напишите.
– Я подумаю! Сразу-то обещать не могу. Пообещаю, вы будете надеяться, а я не смогу… А в общем, напишу! – решился Егоркин. – Вам когда нужно?
– Можно через неделю.
3
Работая на конвейере, Ванек обдумывал заметку. Он уже не думал о деталях, о болтах, крепил «тарелку» машинально. Руки сами находили нужные детали, сами поворачивали передачу, сами ловили машинку, висевшую на тросике над конвейером. Ему стало казаться, будто лента конвейера неподвижна, а все вокруг плывет.
Заметка, решил Ванек, будет о Маркине, о том, как он возился с ним в первые дни. Написать ее Егоркин решил сегодня же вечером.
Но после
