разбитого сердца и горечь надеждызабвенья.
Заставишь ли, дорогая, меня позабыть обо всем,
Что было со мною,
покуда в двери этого дома
Ты бабочкой не впорхнула,
Пока улыбкой своею и взором своим
В мою суровую зиму не принесла свет летний?
Но ныне ты здесь, – и, наверно, услышишь
Докучливых призраков шепот, – всегда за стеною,
Всегда
Не в этой комнате, а в соседней.
Наверно, проснувшись рядом со мною в ночи,
Поймешь ты однажды,
что где-то рядом есть комната без дверей,
Комната, запертая навеки.
Где-то – но ведь не здесь же?
Это всего лишь духи
Стонут и бродят, бормочут и тихо стенают…
Может тебе достанет отваги
Бежать из этого дома в ночную мглу,
Мчаться сквозь зимний холод
В одной кружевной сорочке?
Острый гравий дорожек садовых
Нежные ноги твои до крови изранит —
Если бы я захотел, – пошел бы по следу,
Собирая губами крови твоей
И слез твоих горьких капли…
Но, право, – к чему? Уж лучше я здесь подожду,
Ведь здесь так спокойно и тихо.
А на окно я, пожалуй, свечу поставлю,
Чтоб по пути домой,
любовь моя,
Ты с дороги не сбилась.
Видишь, как жизнь трепещет?
Точь-в-точь мотылек ночной!
И я постараюсь
Запомнить тебя такою —
Склоняясь головою на снежную грудь твою,
Слушая стук твоего сердца
в тайной комнате плоти…
Запретные невесты безликих рабов в потайном доме ночи пугающей страсти
Forbidden Brides of the Faceless Slaves in the Secret House of the Night of Dread Desire. © Перевод Т. Покидаевой, 2007.
Где-то в ночи кто-то пишет.
Она бежала – слепо, безумно – по аллее под сенью дерев, и гравий скрипел у нее под ногами. Сердце бешено колотилось, легкие словно вот-вот взорвутся, не в силах вдыхать стылый воздух студеной ночи. Ее взгляд был прикован к дому в конце аллеи, свет в окне наверху манил ее, точно пламя свечи – мотылька. В небе и в глубинах черного леса за домом ухали и крокотали ночные твари. За спиною раздался пронзительный вскрик – она понадеялась, что это мелкий лесной зверек стал добычей голодного хищника, но кто его знает.
Она бежала, как будто за ней по пятам мчались адские легионы, и ни разу не оглянулась, пока не взлетела на крыльцо старого особняка. В бледном свете луны белая колоннада казалась иссохшим скелетом громадного зверя. Она вцепилась в дверную раму, жадно ловя ртом воздух, напряженно вглядываясь в длинную темную аллею, словно ждала чего-то, а потом постучалась, сперва робко, потом настойчивее. Стук отдался гулким эхом в глубинах дома. Услышав эхо, вернувшееся к двери с той стороны, она представила, как там, далеко-далеко, кто-то стучится в другую дверь, приглушенно и мертво.
– Прошу вас! – закричала она. – Если тут кто-то есть… кто-нибудь… откройте. Впустите меня, умоляю. Заклинаю вас. – Она не узнавала собственный голос.
Мерцающий
