с гостями в масках, когда ей исполнилось тридцать пять, и выходные дни в спа-отелях, и ночи в номерах для влюбленных.
Вскоре Джиллиан взяли ведущей на телевидение, и она вдруг стала зарабатывать столько же, сколько Маттиас. Но страдал он скорее от того, что в событиях, которые освещали они оба, Джиллиан всегда играла более значительную роль. Лишь тогда она заметила, что знает-то он действительно всех, но всерьез его не воспринимает никто. И вот, например, она берет у кого-то интервью, а сама краем глаза видит, как Маттиас толчется где-нибудь поблизости. Только выключат камеру, как он подойдет и встрянет в разговор. Да еще демонстративно обнимет ее или поцелует.
– Он в самом деле обиделся? – поинтересовалась Дагмар, когда вернулась.
– Просто мы поссорились сегодня вечером, – ответила Джиллиан.
Она поднялась и пошла в сад. Маттиас стоял на террасе, курил.
– Что случилось? – Ее голос прозвучал куда более резко, чем ей хотелось бы. – Давай-ка иди внутрь, холод-то какой.
Но ему померещилось, будто она как-то особенно смотрела на Дагмар. Вот он и спросил:
– Дагмар сделала эти фотографии?
– Знаешь что? С меня хватит! – возмутилась Джиллиан.
– Мы уходим, – сказал Маттиас, будто не слыша ее.
– Мне нельзя за руль, – сообщила она, нарисовав указательным пальцем нечто вроде спирали вокруг головы. – Можем остаться у Дагмар.
– А тебе только того и надо.
Бросив его на террасе, она вернулась в дом. Кто-то ей что-то говорил, она не отвечала, налила себе в стакан граппы, выпила и тут же снова налила.
– Останетесь ночевать? – спросила Дагмар.
– Теперь уж придется! – рассмеялась она в ответ.
– Да, мы поссорились, – подтвердила Джиллиан. – Но теперь это не важно.
Отец поднялся.
– Возьми с собой хоть парочку букетов, – попросила она. – Понятия не имею, кто их все прислал.
– Зачитать тебе карточки?
Она только головой покачала:
– Так и кажется, что меня тут выставили в гробу для прощания.
После обеда позвонила мать, поблагодарила за цветы. Спросила, когда можно навестить Джиллиан.
– Лучше не надо совсем.
Ведь любое обычное, нормальное лицо напоминало ей о собственном, погубленном. И было у нее такое чувство, будто она должна принять на себя весь тот ужас, что испытывают при виде ее другие, должна утешать их своим мужественным поведением. Выносить ей удавалось лишь присутствие врачей и сестер.
Мать не стала настаивать. Сообщила, что приглядывает за квартирой, холодильник освободила, грязное белье постирала.
– Спасибо, – сказала Джиллиан, – не стоило беспокоиться. Завтра у меня операция, а потом разберемся.
