во всём. Надо: на дворе новый век и тысячелетие.
6. Дожили мы до какого-то нового временя: злого, мстительного. От плохой жизни народ делается ещё хуже. Вот где проверка истинной культурности народностей и наций. Обратный путь – от цивилизованного человека до дикаря – удивительно скор, краток, может теперь поймут всё-таки некоторые наши государственные мужи: если у человека уж ничего не осталось на родине, он помнит, к какому народу, к какой культуре принадлежал. И с этого начнёт жить и выживет. И постарается быть достойным своих предков, своей культуры. Культура переживает не только страну, где она появилась, но даже и сам народ, если он исчезает.
7. Если вспоминать всё по порядку из деревенской жизни XX века то сначала плохо сделалось жить помещику, потом кулаку, потом крестьянину, потом колхознику, потом лосям, бобрам, соболям, затем волкам, лисам, зайцам. Ещё позднее: белкам, тетеревам, рябчикам; далее – рыбе; за ней – грибам, ягодам, травам, и наконец… коммунистам. И вот они-то, уходя, и говорили об отсутствии эксплуатации в нашей стране. Уходили, дожёвывая последнего рябчика. Неужели они так ничего и не поняли?
8. Россия на перепутье.
Всё в ней истощилось.
Мир оголился, беззащитен от моей избушки над рекой до президентских покоев. Культура всюду почти на нуле. Уже и поэтому трудно ждать разумных государственных решений. А второе – давит, принуждает к безобразиям нищета. Разгул мародёрства – вещественного, природного и культурного – как норма. Все люди будто отравленные, почти все ищут спасительные чистые родники, к которым можно припасть и хоть на короткое время прояснить помутившийся разум. А родники эти тоже иссякают. Без народа, без всей страны и Москва нынче не выживет. И всё ещё в стране есть, с чего можно налаживать жизнь, но поражает убожество высоких государственных лиц в стране, которые высоки только занимаемой должностью. Воистину Россия на перепутье.
9. Много бед, невзгод, несчастий испытали наши люди в деревнях. Они живут на краю жизни, и двигаться им от беззаконий и жульничества всяких начальников некуда. На лице умного пожилого крестьянина можно прочитать сегодня всю советскую эпоху – истинный клад для портретиста.
10. И до сих пор, когда приходит в наши северные деревни зима, у меня что-то останавливается и тоскливо замирает в душе. Я знаю, сколько одиноких старух по всему русскому северу пускаются (как они говорят) в зиму, будто в тяжкое безбрежное плавание. Почти у всех в самый обрез дров, водоразборная колонка среди деревни в мороз обязательно замерзнет, хлеб в магазин из-за метелей могут не привезти неделю, две, а то и дольше, картошку в подполье прихватит стужей…
И никто не поможет – ни колхоз-совхоз, ни сельсовет… хоть криком кричи, хоть молись, хоть умирай, хорошо, если есть в деревне один путный мужик: за «пол-литру» что-то да сделает. А так – жди смерти, да и рады они ей, её только и ждут.
Сколько я слыхивал от них этих чистосердечных признаний по осени. И никто,
