крепко обнял Настю и уже не мог остановиться. Подхватил на руки и понес в глубину дома, где было темно и гулко. Ногой толкнул дверь в спальню, бережно опустил на кровать и стал медленно раздевать, целуя каждый открывшийся сантиметр ее тела. Она не сопротивлялась, а даже помогала справиться с крючками и застежками, резинками и пуговками. Теперь она поняла – все, что когда-то делал с ее телом Семен, было не с ней, а с кем-то другим. Здесь, сейчас, в сладостных судорогах и лихорадке любовного озноба, рождалась настоящая женщина.
– Будь моей женой, Настя, – не просительно, а твердо и уверенно сказал Михаил. – Уходи от мужа, если несчастлива с ним. Нам будет хорошо вместе, я знаю.
Настя благодарно прильнула и закрыла его рот ладошкой:
– Не торопи, ладно. На все Божья воля.
Потом они лежали тихо, боясь шелохнуться, ощущая необыкновенную легкость, но жизнь вернулась, заявив о себе зверским голодом. Вылезать из кровати не хотелось, и они просто перетащили в спальню еду. Ели из одной тарелки, запивали шампанским и поздравляли друг друга с наступившим Новым годом.
Настя вдруг выпорхнула из постели и принесла книгу. Завернулась в одеяло, соорудила Вавилон из трех подушек, уселась поудобнее, накинула на голову кружевное покрывало и торжественно произнесла:
– Я, Анастасия, согласна стать женой Михаила по любви и по сердцу – и на веки вечные. Книга, открой нам свою тайну великую.
С этими словами она надела на шею стило и раскрыла книгу.
Ничего ровным счетом не произошло, кроме того, что Михаил поморщился, как от зубной боли. Она удивленно глянула на него:
– Что-то не так? Ты чего скис, передумал жениться? – Попыталась усмехнуться, но усмешка получилась грустной.
Он притянул ее голову к себе, поцеловал и прошептал на ухо:
– Прости, родная, очень хочу, только хочу, чтобы ты стала женой не Михаила, а Николая. Михаил – имя не мое, и фамилия и отчество тоже. Так уж судьбе было угодно пошутить. Вот, наверное, потому книга и молчит.
– Как Николай? Почему? Расскажи.
Он встал, прошел в другую комнату, отворил секретным ключом маленький ящик комода. Вынул оттуда старинную фотографию. На ней были запечатлены его сиятельство граф Игнатий Федорович Граве с супругой и детьми – Николаем и Софией.
К железнодорожной станции Сема брел долго и всю дорогу крыл жену последними словами. Он замерз, выпил шкалик водки, чтобы согреться, но от этого замерз еще сильнее. Исхитрившись, сумел заглянуть в окно и увидел красиво накрытый стол, шампанское, свечи, но потом поскользнулся и упал. Затем он видел, как эти двое елку наряжали, и варежку жены – вещественное доказательство – унес тоже он. Дважды Сема валился с обледеневшего козырька, и оба раза попадал, как назло, скулой по ведру, которое подставил, чтобы ловчее было залезать. Самого важного он не увидел – парочка ушла вон из комнаты, в другую, с закрытым ставнями окном, но он знал, зачем они туда пошли. Хотел ворваться в дом и, застукав в постели, перестрелять всех к чертовой бабушке,
