style="font-size:15px;"> Жан передал ему графин, и Локк с громким хлюпаньем, как лошадь из корыта, несколько раз хлебнул воды. Жан усадил его в кресло. Локк погрузился в молчание, а затем, ощутив ладонь друга на плече, внезапно очнулся:
– Ну вот… не надо было меня подзуживать. Теперь придется уносить ноги.
– Ты что учудил?
Локк, сняв крышку с плетеной корзины, начал извлекать оттуда множество мелких вещиц:
– Так, что здесь у нас? А, кошельки – раз, два, три, о, целых четыре! – и все изъяты у совершенно трезвых господ, на улице, у всех на виду. Вот нож, две бутылки вина, оловянная пивная кружка – с вмятинами, но вполне пригодная к употреблению. Брошь, три золотые булавки, две серьги – прошу заметить, из ушей вынутые, не откуда-нибудь еще. Хотел бы я поглядеть, как у вас такое получится, господин Таннен! Штука превосходного шелка, коробка сластей, два каравая – с хрустящей корочкой и пряностями, твои любимые… А теперь, в назидание одному гнусному маловеру, проклятому нарушителю спокойствия и унылому скептику, имени которого и упоминать не стоит…
Локк торжественно протянул Жану сверкающее ожерелье – ленту, сплетенную из широких полос золота и серебра, на которой висела тяжелая золотая подвеска в форме замысловатого цветка, усыпанная огромными сапфирами. В тусклом свете единственного светильника камни то и дело вспыхивали голубым пламенем.
Жан, забыв о недавнем раздражении, восторженно присвистнул:
– Ничего себе! На улице такое не валяется…
– Ага, – буркнул Локк, отхлебнув теплой воды из графина. – Еще недавно оно обвивало очаровательную шею любовницы наместника.
– Ты шутишь?
– Во дворце наместника.
– Да ты…
– В постели наместника.
– Ты с ума сошел?!
– А рядом с любовницей спал сам наместник.
В ночной тишине раздались заливистые резкие трели: три коротких свистка – общепринятый сигнал для подъема городской стражи по тревоге. Чуть погодя они раздавались уже отовсюду.
– Похоже, я несколько перестарался, – смущенно улыбнувшись, признал Локк.
Жан, усевшись на кровать, обеими руками взъерошил волосы:
– Локк, я вот уж несколько недель пытаюсь внушить тому сброду, который в Вел-Вираццо имеет наглость считать себя Путными людьми, что Таврин Каллас выведет их на светлый путь благоденствия. Как только стражники начнут расспросы, то кто-нибудь обязательно вспомнит и обо мне, и о том, где – и с кем! – я проводил бо́льшую часть времени… А как в захудалом городишке сбыть с рук такую штучную вещичку, я даже не представляю.
– Говорю же, придется уносить ноги.
– Уносить ноги? – Жан вскочил и ткнул в Локка обвинительным перстом. – Ты… ты мне всю работу порушил! Я Медных Лбов воспитывал, учил их тайным знакам, всяческим ухищрениям, ловким приемам, да всему, что сам знал! Я даже хотел… Я хотел их кулинарному искусству обучить!
– Ах
