когда я возвращаюсь в булочную, из входных дверей струится очередь из убогих, старых, прикованных к инвалидным креслам. Небольшая группка монашек, преклонивших колени в молитве, собралась у куста олеандра, расположенного у туалета. Каким-то чудесным образом, пока меня не было, весть о буханке с Иисусом распространилась по округе.
Мэри стоит рядом с Рокко, который собрал свои дреды в аккуратный «конский хвост», и держит хлеб на блюде, накрытом кухонным полотенцем цвета красного вина. Женщина подталкивает к ним инвалидное кресло с электронным приводом, где сидит ее сын двадцати с лишним лет.
– Смотри, Кит, – говорит она, поднимая буханку и прикасаясь ею к его сжатому кулаку. – Можешь его потрогать?
Мэри делает Рокко знак сменить ее, берет меня под руку и уводит в кухню. Щеки ее горят, черные волосы уложены в высокий начес и залакированы – ну и дела, неужели она накрасилась?!
– Ты где была? – ворчит она. – Пропустила все самое интересное!
Вот, значит, как она думает!
– Да?
– Через десять минут после выхода двенадцатичасовых новостей стали приходить люди. Старые, больные… Все хотели прикоснуться к хлебу.
Я думаю о том, что буханка, должно быть, уже превратилась в рассадник заразы, если ее трогали столько рук.
– Возможно, вопрос покажется тебе глупым, – говорю я, – но зачем?
– Чтобы излечиться, – отвечает Мэри.
– Ясно. Министерству здравоохранения давно следовало искать лекарство от рака в куске хлеба.
– Расскажи это ученым, открывшим пенициллин, – возражает Мэри.
– Мэри, а если в этом нет никакого чуда? Если всего лишь глютен случайно так связался?
– Я в это не верю. Но как бы там ни было, это все равно чудо, – отвечает Мэри, – потому что это дарит отчаявшимся надежду.
Мысли мои возвращаются к Джозефу, к евреям в концлагерях. Когда человеку судьбой определены муки из-за веры, неужели религия может стать маяком? Неужели женщина, у которой так тяжело болен сын, верит, что Бог в этой дурацкой буханке хлеба может его исцелить? И вообще верит в Бога, который позволил ему таким родиться?
– Ты радоваться должна. Все, кто приходит сюда посмотреть на буханку, покупает что-нибудь, испеченное тобой, – говорит Мэри.
– Ты права, – бормочу я. – Я просто очень устала.
– Тогда ступай домой. – Мэри смотрит на часы. – Потому что завтра, мне кажется, покупателей будет вдвое больше.
Выходя из булочной и минуя человека, который снимает буханку на камеру, я понимаю, что буду искать того, кто сможет меня подменить.
У нас с Адамом существует неписаная договоренность не являться друг к другу на работу. Никогда не знаешь, кто будет проходить мимо и узнает твою машину. К тому же его начальник по совместительству и отец Шэннон.
Я оставляю машину за квартал от его похоронного бюро и снова вспоминаю о Джозефе. Случалось ли так, что новый знакомый тыкал в
