Пострадает вся ночная выпечка, Мэри разорится. Завтра посетители уйдут с пустыми руками.
Я заливаюсь слезами.
Не знаю точно, что стало причиной слез: то ли беда в кухне, то ли боязнь потерять Джозефа, когда я только-только его нашла. Я и не представляла, что так из-за него расстроюсь. Не знаю, сколько еще потерь я смогу пережить.
Как бы мне хотелось печь для мамы! Багеты, шоколадные булочки и бриоши… И чтобы они горкой высились на ее столе на небесах. Как бы мне хотелось быть той, кто ее накормит. Но я не могу. Как Джозеф и сказал: когда человек умирает, все заканчивается. И не важно, какими сказками о жизни после смерти мы, выжившие, готовы себя кормить!
Но это… Я обвожу кухню взглядом. Это я могу поправить, если быстро замешу тесто и дам ему еще раз подняться.
Поэтому я начинаю месить. Месить, месить…
На следующий день случается чудо.
Мэри, которая сначала злится и разговаривает сквозь зубы из-за меньшего количества ночной выпечки, разрезает чиабатту.
– А мне что прикажешь делать, Сейдж? – вздыхает она. – Сказать покупателям, чтобы отправлялись в булочную к Руди?
Руди – наш конкурент.
– Ты могла бы пообещать им скидку на следующую покупку.
– Скидками сыт не будешь.
Когда она спрашивает, что произошло, я говорю неправду. Объясняю, что у меня случилась мигрень и я на два часа заснула.
– Больше такого не повторится.
Мэри поджимает губы, что свидетельствует о том, что она меня пока не простила. Потом берет кусок хлеба, собираясь намазать его клубничным вареньем.
Только не успевает этого сделать.
– Иисус, Мария и Иосиф! – восклицает она, задыхаясь, роняет кусок хлеба, словно он обжег ей руку, и тычет в него пальцем.
Неожиданное название для ноздреватого мякиша. Домашний хлеб ценится за свою румяную корочку, другие сорта, например хлеб фирмы «Уандер» (который и хлебом-то трудно назвать по питательной ценности) имеет ровную, тонкую корку.
– Ты видишь Его?
Если прищуриться, можно различить нечто похожее на очертания лица.
Потом лицо становится более отчетливым. Бородка. Терновый венец.
По-видимому, я выпекла в буханке лик Господень.
Первыми свидетельницами нашего маленького чуда становятся две женщины, работающие в церковном магазинчике. Они фотографируются с буханкой. Потом приезжает отец Дюпри, настоятель храма.
– Поразительно, – говорит он, глядя поверх очков.
Хлеб уже зачерствел. На половинке буханки, которую Мэри еще не нарезала, естественно, тоже есть такое же изображение Иисуса. Удивляет меня то, что чем тоньше режешь хлеб, тем четче виден Иисус.
– Вопрос не в том, что Господь явил себя, – говорит Мэри отец Дюпри. – Он всегда рядом с нами. Вопрос в том, почему Он явил себя именно сейчас.
Мы с Рокко наблюдаем за этой беседой издалека.
– Боже
