другой стороны, почему он должен был об этом говорить? К этой стороне его жизни я не имею никакого отношения.
Когда я отъезжаю от дома, понимаю, что не стану бронировать билеты в Канзас-Сити. Никогда.
Однако вместо того, чтобы отправиться домой, я ловлю себя на том, что ищу в телефоне адрес Джозефа. Он живет в конце какого-то тупика. Я паркуюсь у тротуара, пытаясь выдумать причину, по которой к нему заглянула, когда он стучит в окно моей машины.
– Значит, это все-таки вы, – говорит Джозеф.
Он держит конец Евиного поводка. Собачка кругами танцует у его ног.
– Что привело вас в наши края? – спрашивает он.
Я решаю, что скажу, будто оказалась здесь случайно, не туда свернула. Или что поблизости живет моя подруга. Но в конечном итоге выкладываю правду.
– Вы, – отвечаю я.
Его лицо расплывается в улыбке.
– В таком случае вы должны остаться на чай, – настойчиво говорит он.
Дом его обставлен не так, как я ожидала. Здесь стоят обитые ситцем диваны с кружевными салфеточками на спинках, на пыльном камине – фотографии, на полке – коллекция немецких фарфоровых фигурок. Во всем ощущается незримое присутствие женщины.
– Вы женаты, – бормочу я.
– Был женат, – отвечает Джозеф. – На Марте. Целый пятьдесят один счастливый и один не такой счастливый год.
Наверное, именно поэтому он стал посещать занятия по групповой терапии.
– Мне очень жаль.
– Мне тоже, – тяжело вздыхает он. Он достает из своей кружки пакетик чая и аккуратно наматывает ниточку от него на ложку. – По средам вечером она напоминала мне, чтобы я вынес мусорный контейнер к тротуару. За целых пятьдесят лет я ни разу этого не забыл. Но она никогда не доверяла моей памяти. Сводила меня с ума. А теперь я все бы отдал, чтобы еще раз услышать ее голос.
– А меня чуть не отчислили из колледжа, – признаюсь я. – Мама в буквальном смысле переехала в мою комнату в общаге, стаскивала меня с кровати и силой заставляла учиться. Я чувствовала себя полнейшей неудачницей. А сейчас я понимаю, как мне повезло. – Я опускаю руку и глажу Еву по шелковистой головке. – Джозеф! – окликаю я. – Вам когда-нибудь казалось, что вы ее теряете? Что больше не слышите в голове ее высокий голос? Не можете вспомнить, как пахли ее духи?
Он качает головой.
– У меня другая проблема, – отвечает он. – Я его забыть не могу.
– Его?
– Ее, – поправляет сам себя Джозеф. – Постоянно путаю немецкие и английские слова.
Мой взгляд останавливается на шахматной доске у Джозефа за спиной. Все фигурки искусно вырезаны: пешки в форме крошечных единорогов, ладьи стали кентаврами, кони – парой крылатых Пегасов. Русалочий хвост королевы обвивает основание фигурки, король-вампир откинул голову назад и обнажил клыки.
– Невероятно, – выдыхаю я и делаю шаг вперед, чтобы лучше рассмотреть. – Ничего подобного никогда не видела.
Джозеф
