и – ага! Глупый айсберг – а что там, один лёд, цел, а блестящая вершина человеческого разума и творения на начало двадцатого века, пароход «Титаник», со всеми его богатырским размерениями – на дне.
Отвлеклись и запомнили – размер не имеет значения! В судостроении это аксиома.
У правого борта пароходика стояла баржа с углём, насыпанном тремя невысокими конусами. Ну, как невысокими – не по колено, конечно, в два роста человеческих. Всего, в этих трёх угольных конусах, угля для пароходного котла было припасено, пожалуй, месяца на три.
В небольшую избушку – надстройку на корме баржи солдаты в чёрных шинелях и, оттого, больше похожие на матросов, затаскивали с вязкого илистого берега какие-то тюки, ящики, вязанки берёзовых дров, толстопузые бочки, создавая полное впечатление того, что старый пароход в паре со своей немолодой подружкой – баржей затеяли весьма рискованное, для этого времени года, предприятие.
Со стороны эта надстройка казалась почти настоящей, такой знакомой и милой сердцу русского солдата, деревенской избушкой. Даже дымок над невысокой трубой курился совсем по-домашнему.
На сам пароход, с берега, были перекинуты две широкие доски, в два дюйма толщины, с редкими поперечными брусками. Доски глубоко прогибались под людьми, солдатами в тех же чёрных шинелях, попарно переносившими небольшие деревянные ящики с берега на борт «Оби».
На берегу, у невысокой пирамиды из ящиков, стояли, наблюдая за погрузкой, два офицера, понятно, что в чёрном. Один, лет сорока пяти, с наметившимся животиком и сбитой далекой на затылок фуражке напоминал своими усами флотского офицера, какого-нибудь просоленного старпома с парусника, из тех, что всё прошлое столетие бороздили моря и океаны, открывали новые земли и давали им названия, не испрашивая разрешения ни у дряхлеющей Англии, ни у какающих ещё в свои штаны Соединённых Американских Штатов.
Второй – тот был интереснее. Высокий красавец польского разлива, с соответствующими облику густыми усами, чуть обожжёнными табаком. Один глаз серого цвета, второй – голубого. Причём, глаз голубой, после контузии, полученной во время Брусиловского прорыва, практически ничего не видел, но выглядел потрясающе красиво.
Кстати, результатом этой контузии была глухота на одно ухо, потому штабс-капитан старался держаться к собеседнику одним боком, напоминая яхту, идущую в крутой бакштаг.
Судя по выражению их лиц, офицеры вели разговор о вещах хотя и известных, и понятных, но весьма малоприятных для них.
– Вот и всё, господин Шаблинский! Приплыли… – это тот, что постарше, заговорил с грустью в голосе, и тут же уточнил. – Мы приплыли! А Вам ещё плыть да плыть!
– Господин полковник! Куда на этом, – штабс-капитан показал на сопящий пароходик. – Куда на нём можно уплыть? Пять метров ширина! Одиннадцатый год постройки! На две
