пытаясь отдышаться. Пот лил градом, но горячий липкий воздух не остужал.
Он найдет их обоих – его и ее. Найдет и своими руками распорет каждому брюхо, вот как этой сальной кушетке.
Но сначала – изрежет в лоскуты подлую смазливую рожу.
Маленький Петька покраснел и покрылся сыпью. Он натужно кричал, и Макар взял сына на руки, чтобы утешить. Но Петька начал брыкаться, ревя еще громче.
– Дай я, – предложила сестра.
Однако и у нее ребенок не успокоился.
– Что с ним такое? Ведь не младенец же. Голоден?
– Мы его сегодня кормили… Видно, захворал.
Макар снял со спинки кровати поношенную, но чистую рубаху.
– Пойду, поищу чего. Хоть и воскресенье, а руки могут кому сгодиться.
Дашка смотрела с недоверием.
– Совсем худо нынче с работой, – в оправдание заметил Макар.
– А что другие? Те, с кем ты прежде ходил на завод?
– Ну…
Те, кого после ареста отпустили, как и самого Макара, рассыпались, кто куда. Он теперь мало с кем встречался, но по слухам все-таки знал, что некоторые уволенные пристроились. Один даже приказчиком в лавку подался – вот перемена-то! Другие, что в большинстве, перебивались поденкой. Ну а третьи – оставались не у дел.
– Да так же, как я… У всех плохо.
– Я хочу пойти на мануфактуру, – сообщила сестра.
– Ты это… Не дури. Не позволю, – на правах главы семьи возразил Макар. Как только он освободится от Червинского – и это должно бы произойти прямо сегодня – то уж сам примется вкалывать от зари до зари.
– Отчего нет? Платят, говорят, исправно.
– Не для тебя такое дело. Сиди дома, Дашутка, матери помогай.
– Штопкой особо не заработаешь.
– Так на портниху выучись.
Сестра грустно рассмеялась.
– Все шуткуешь, Макарка! Нас не сегодня-завтра из дома погонят, а ты – выучись… Мать последние ложки на базар снесла, чтобы хлеба купить. Хотя на что нам ложки, коли есть нечего?
Макар давно заметил, что пропала не только посуда, но и мебель, которой и без того не хватало.
Сперва исчезла конторка. В другой день он, вернувшись, не досчитался обеденного стола. Затем и стульев. А как-то недавно он обнаружил, что мать и сестра устроились на ночь в одной постели. Про кровать-то уж молчать не стал – спросил, куда она подевалась. Мать заохала: дескать, из жалости отдала какой-то хворой соседке. Но, конечно, обманула. Оберегала Макара, чтобы совесть его глодала не слишком люто.
В тесных комнатах остались две постели, Петькина кроватка, сундук да одинокий стул. Если в самом деле придут выселять – а не особо похоже, что домовладелец шутил – так управятся в полчаса.
– Ничего, Дашутка… Не погонят. Вот увидишь – с деньгами
